Как нас учили, Пушкина в 1820 году отправили на юг как бы в командировку, но на самом деле – в ссылку. Перед этим прискорбным для него событием Пушкин успел, по словам Александра Первого, “наводнить всю Россию возмутительными стихами” (то есть – призывающими к возмущению) . Мы знаем эти стихи, – и в школе заставляли учить их – по бумагам из политического архива. Однажды, когда Пушкина не было дома, к нему пришёл какой-то человек и просил слугу выдать ему бумаги барина. Когда Пушкин узнал об этом, он тут же сжёг все бумаги. Но его вызвал к себе генерал-губернатор Петербурга Милорадович, и там Пушкин, как честный дворянин дворянину, написал все политические стихи, которые ходили под его именем, с указанием: какие написал он, а какие не он. Тронутый благородством молодого человека, Милорадович от имени царя объявил Пушкину прощение. Но царь остался очень недоволен таким решением. Он считал, что Пушкина надобно сослать в Сибирь за его “шалости”. Тогда за Пушкина вступились друзья семьи – Василий Андреевич Жуковский, близкий ко двору, и придворный историограф Николай Михайлович Карамзин. И Сибирь заменили поездкой на юг. Очень удачно: там как раз Пушкин встретился со многими будущими декабристами, попал на их заседание тайного общества в Каменке. Подлечился на курортах Кавказа и Крыма, пообщался с прекрасными девушками и женщинами, набрался незабываемых впечатлений для своих романтических стихов и поэм. Но в ходе южной ссылки Пушкин выяснил, что с декабристами ему не по пути, что все эти юношеские “томленья упованья” он перерос. В 1823 году его перевели по службе в Одессу. А тамошним генерал-губернатором был замечательный человек М. С Воронцов, герой войны 1812 года, первый офицер, вступивший в бой при Бородине. И у него была красавица жена, Елизавета Ксаверьевна, в которую Пушкин имел несчастье или счастье влюбиться (одно из наиболее серьёзных чувств в жизни он испытал именно к Воронцовой) . Начальнику сразу не понравился этот поэт. Ему нужен был чиновник. И он написал в Петербург, чтобы Пушкина от него перевели. Административная машина проворачивалась целый год. К концу лета 1824 года Пушкин уже успел съездить в командировку на саранчу и представить анекдотический отчёт о том, как “саранча летела, села, всё съела и дальше полетела… ” (судя по архивным данным Одессы, другие чиновники писали серьёзные отчёты, суть которых сводилась к тому же самому, только канцелярски выражалась) , окончательно свести с ума Елизавету Ксаверьевну, а заодно и её мужа, написать две главы “Евгения Онегина” и письмо, которое перехватили чиновники. До нас дошёл только отрывок из него: “Беру уроки чистого афеизма, системы неутешительной, но, к несчастью, более всего правдоподобной… ” А в православной по сути правления стране афеизм – атеизм то есть – это было серьёзное преступление. Всё это совпало, и 9 августа 1824 года Пушкин уже прибыл к месту новой ссылки – в родовое имение Михайловское в Псковской губернии.
Тоже очень удачная ссылка. Оторванный от любимой женщины, от моря, от юга, от европейской музыки, театра, пищи, мод и, слава Богу, от вельмож, Пушкин оказался в уединении, необходимом для творчества. В деревне, рядом с гениальной сказительницей няней, с русской природой, с фольклором – основой нашей литературы и культуры, рядом с историческими местами – Псковом, Вороничем, он стал первым нашим национальным поэтом. Вот такая история приключилась с Пушкиным.