Ванькины именины — Мамин-Сибиряк Д.Н.

Бей, барабан, та-та! тра-та-та! Играйте, трубы: тру-ту! ту-ру-ру! Давайте сюда всю музыку — сегодня Ванька именинник! Дорогие гости, милости просим. Эй, все собирайтесь сюда! Тра-та-та! Тру-ру-ру!
Ванька похаживает в красной рубахе и приговаривает:
— Братцы, милости просим. Угощенья — сколько угодно. Суп из самых свежих щепок; котлеты из лучшего, самого чистого песку; пирожки из разноцветных бумажек; а какой чай! Из самой хорошей кипячёной воды. Милости просим. Музыка, играй!
Та-та! Тра-та-та! Тру-ту! Ту-ру-ру!
Гостей набралось полная комната. Первым прилетел пузатый деревянный Волчок.
— Жж. Жж. Где именинник? Жж. Жж. Я очень люблю повеселиться в хорошей компании.
Пришли две куклы. Одна — с голубыми глазами, Аня, у неё немного был попорчен носик; другая — с чёрными глазами, Катя, у неё недоставало одной руки. Они пришли чинно и заняли место на игрушечном диванчике.
— Посмотрим, какое угощенье у Ваньки, — заметила Аня. — Что-то уж очень хвастает. Музыка недурна, а относительно угощенья я сильно сомневаюсь.
— Ты, Аня, вечно чем-нибудь недовольна, — укорила её Катя.
— А ты вечно готова спорить.
Куклы немного поспорили и даже готовы были поссориться, но в этот момент приковылял на одной ноге сильно поддержанный Клоун и сейчас же их примирил.
— Всё будет отлично, барышня! Отлично повеселимся. Конечно, у меня одной ноги недостаёт, но ведь Волчок и на одной ноге вон как кружится. Здравствуй, Волчок.
— Жж. Здравствуй! Отчего это у тебя один глаз как будто подбит?
— Пустяки. Это я свалился с дивана. Бывает и хуже.
— Ох, как скверно бывает. Я иногда со всего разбега так стукнусь в стену, прямо головой!
— Хорошо, что голова-то у тебя пустая.
— Всё-таки больно. Жж. Попробуй-ка сам, так узнаешь.
Клоун только защёлкал своими медными тарелками. Он вообще был легкомысленный мужчина.
Пришёл Петрушка и привёл с собой целую кучу гостей: собственную жену, Матрёну Ивановну, немца-доктора Карла Иваныча и большеносого Цыгана; а Цыган притащил с собой трёхногую лошадь.
— Ну, Ванька, принимай гостей! — весело заговорил Петрушка, щёлкая себя по носу. — Один другого лучше. Одна моя Матрёна Ивановна чего стоит. Очень она любит у меня чай пить, точно утка.
— Найдём и чай, Петр Иваныч, — ответил Ванька. — А мы хорошим гостям всегда рады. Садитесь, Матрёна Ивановна! Карл Иваныч, милости просим.
Пришли ещё Медведь с Зайцем, серенький бабушкин Козлик с Уточкой-хохлаткой, Петушок с Волком — всем место нашлось у Ваньки.
Последними пришли Алёнушкин Башмачок и Алёнушкина Метёлочка. Посмотрели они — все места заняты, а Метёлочка сказала:
— Ничего, я и в уголке постою.
А Башмачок ничего не сказал и молча залез под диван. Это был очень почтенный Башмачок, хотя и стоптанный. Его немного смущала только дырочка, которая была на самом носике. Ну, да ничего, под диваном никто не заметит.
— Эй, музыка! — скомандовал Ванька.
Забил барабан: тра-та! та-та! Заиграли трубы: тру-ту! И всем гостям вдруг сделалось так весело, так весело.
Праздник начался отлично. Бил барабан сам собой, играли сами трубы, жужжал Волчок, звенел своими тарелочками Клоун, а Петрушка неистово пищал. Ах, как было весело!
— Братцы, гуляй! — покрикивал Ванька, разглаживая свои льняные кудри.
Аня и Катя смеялись тонкими голосками, неуклюжий Медведь танцевал с Метёлочкой, серенький Козлик гулял с Уточкой-хохлаткой, Клоун кувыркался, показывая своё искусство, а доктор Карл Иваныч спрашивал Матрёну Ивановну:
— Матрёна Ивановна, не болит ли у вас животик?
— Что вы, Карл Иваныч? — обижалась Матрёна Ивановна. — С чего вы это взяли?
— А ну, покажите язык.
— Отстаньте, пожалуйста.
— Я здесь, — прозвенела тонким голоском серебряная Ложечка, которой Алёнушка ела свою кашку.
Она лежала до сих пор спокойно на столе, а когда доктор заговорил об языке, не утерпела и соскочила. Ведь доктор всегда при её помощи осматривает у Алёнушки язычок.
— Ах, нет, не нужно! — запищала Матрёна Ивановна и так смешно размахивала руками, точно ветряная мельница.
— Что же, я не навязываюсь со своими услугами, — обиделась Ложечка.
Она даже хотела рассердиться, но в это время к ней подлетел Волчок, и они принялись танцевать. Волчок жужжал, Ложечка звенела. Даже Алёнушкин Башмачок не утерпел, вылез из-под дивана и шепнул Метёлочке:
— Я вас очень люблю, Метёлочка.
Метёлочка сладко закрыла глазки и только вздохнула. Она любила, чтобы её любили.
Ведь она всегда была такой скромной Метёлочкой и никогда не важничала, как это случалось иногда с другими. Например, Матрёна Ивановна или Аня и Катя, — эти милые куклы любили посмеяться над чужими недостатками: у Клоуна не хватало одной ноги, у Петрушки был длинный нос, у Карла Иваныча — лысина, Цыган походил на головешку, а всего больше доставалось имениннику Ваньке.
— Он мужиковат немного, — говорила Катя.
— И, кроме того, хвастун, — прибавила Аня.
Повеселившись, все уселись за стол, и начался уже настоящий пир. Обед прошёл, как на настоящих именинах, хотя дело и не обошлось без маленьких недоразумений. Медведь по ошибке чуть не съел Зайчика вместо котлетки; Волчок чуть не подрался с Цыганом из-за Ложечки — последний хотел её украсть и уже спрятал было к себе в карман. Пётр Иваныч, известный забияка, успел поссориться с женой и поссорился из-за пустяков.
— Матрёна Ивановна, успокойтесь, — уговаривал её Карл Иваныч. — Ведь Пётр Иваныч добрый. У вас, может быть, болит головка? У меня есть с собой отличные порошки.
— Оставьте её, доктор, — говорил Петрушка. — Это уж такая невозможная женщина. А впрочем, я её очень люблю. Матрёна Ивановна, поцелуемтесь.
— Ура! — кричал Ванька. — Это гораздо лучше, чем ссориться. Терпеть не могу, когда люди ссорятся. Вон посмотрите.
Но тут случилось нечто совершенно неожиданное и такое ужасное, что даже страшно сказать.
Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо! Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол. Веселее всех оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом ревел: мее!
Позвольте, как всё это случилось? Очень трудно рассказать всё по порядку, потому что из участников происшествия помнил всё дело только один Алёнушкин Башмачок. Он был благоразумен и вовремя успел спрятаться под диван.
Да, так вот как было дело. Сначала пришли поздравить Ваньку деревянные кубики. Нет, опять не так. Началось совсем не с этого. Кубики действительно пришли, но всему виной была черноглазая Катя. Она, она, верно! Эта хорошенькая плутовка ещё в конце обеда шепнула Ане:
— А как ты думаешь, Аня, кто здесь всех красивее.
Кажется, вопрос самый простой, а между тем Матрёна Ивановна страшно обиделась и заявила Кате прямо:
— Что же вы думаете, что мой Пётр Иваныч урод?
— Никто этого не думает, Матрёна Ивановна, — попробовала оправдываться Катя, но было уже поздно.
— Конечно, нос у него немного велик, — продолжала Матрёна Ивановна. — Но ведь это заметно, если только смотреть на Петра Иваныча сбоку. Потом, у него дурная привычка страшно пищать и со всеми драться, но он всё-таки добрый человек. А что касается ума.
Куклы заспорили с таким азартом, что обратили на себя общее внимание. Вмешался прежде всего, конечно, Петрушка и пропищал:
— Верно, Матрёна Ивановна. Самый красивый человек здесь, конечно, я!
Тут уже все мужчины обиделись. Помилуйте, этакий самохвал этот Петрушка! Даже слушать противно! Клоун был не мастер говорить и обиделся молча, а зато доктор Карл Иванович сказал очень громко:
— Значит, мы все уроды? Поздравляю, господа.
Разом поднялся гвалт. Кричал что-то по-своему Цыган, рычал Медведь, выл Волк, кричал серенький Козлик, жужжал Волчок — одним словом, все обиделись окончательно.
— Господа, перестаньте! — уговаривал всех Ванька. — Не обращайте внимания на Петра Иваныча. Он просто пошутил.
Но всё было напрасно. Волновался главным образом Карл Иваныч. Он даже стучал кулаком по столу и кричал:
— Господа, хорошо угощенье, нечего сказать! Нас и в гости пригласили только затем, чтобы назвать уродами.
— Милостивые государыни и милостивые государи! — старался перекричать всех Ванька. — Если уж на то пошло, господа, так здесь всего один урод — это я. Теперь вы довольны?
Потом. Позвольте, как это случилось? Да, да, вот как было дело. Карл Иваныч разгорячился окончательно и начал подступать к Петру Иванычу. Он погрозил ему пальцем и повторял:
— Если бы я не был образованным человеком и если бы я не умел себя держать прилично в порядочном обществе, я сказал бы вам, Пётр Иваныч, что вы даже весьма дурак.
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и доктором, но по дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а доктор. Что тут началось! Петрушка вцепился в доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика — одним словом, вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали в обморок.
— Ах, мне дурно! — кричала Матрёна Ивановна, падая с дивана.
— Господа, что же это такое? — орал Ванька. — Господа, ведь я именинник. Господа, это, наконец, невежливо!
Произошла настоящая свалка, так что было уже трудно разобрать, кто кого колотит. Ванька напрасно старался разнимать дравшихся и кончил тем, что сам принялся колотить всех, кто подвёртывался ему под руку, и так как он был всех сильнее, то гостям пришлось плохо.
— Караул! Батюшки. Ой, караул! — орал сильнее всех Петрушка, стараясь ударить доктора побольнее. — Убили Петрушку до смерти. Караул!
От свалки ушёл один Башмачок, вовремя успевший спрятаться под диван. Он со страху даже глаза закрыл, а в это время за него спрятался Зайчик, тоже искавший спасения в бегстве.
— Ты это куда лезешь? — заворчал Башмачок.
— Молчи, а то ещё услышат, и обоим достанется, — уговаривал Зайчик, выглядывая косым глазом из дырочки в носке. — Ах, какой разбойник этот Петрушка! Всех колотит и сам же орёт благим матом. Хорош гость, нечего сказать. А я едва убежал от Волка, ах! Даже вспомнить страшно. А вон Уточка лежит кверху ножками. Убили, бедную.
— Ах, какой ты глупый, Зайчик: все куклы лежат в обмороке, ну и Уточка вместе с другими.
Дрались, дрались, долго дрались, пока Ванька не выгнал всех гостей, исключая кукол. Матрёне Ивановне давно уже надоело лежать в обмороке, она открыла один глаз и спросила:
— Господа, где я? Доктор, посмотрите, жива ли я?
Ей никто не отвечал, и Матрёна Ивановна открыла другой глаз. В комнате было пусто, а Ванька стоял посредине и с удивлением оглядывался кругом. Очнулись Аня и Катя и тоже удивились.
— Здесь было что-то ужасное, — говорила Катя. — Хорош именинник, нечего сказать!
Куклы разом накинулись на Ваньку, который решительно не знал, что ему отвечать. И его кто-то бил, и он кого-то бил, а за что про что — неизвестно.
— Решительно не знаю, как всё это вышло, — говорил он, разводя руками. — Главное, что обидно: ведь я их всех люблю. Решительно всех.
— А мы знаем как, — отозвались из-под дивана Башмачок и Зайчик. — Мы всё видели!
— Да это вы виноваты! — накинулась на них Матрёна Ивановна. — Конечно, вы. Заварили кашу, а сами спрятались.
— Они, они! — закричали в один голос Аня и Катя.
— Ага, вон в чём дело! — обрадовался Ванька. — Убирайтесь вон, разбойники. Вы ходите по гостям только ссорить добрых людей.
Башмачок и Зайчик едва успели выскочить в окно.
— Вот я вас, — грозила им вслед кулаком Матрёна Ивановна. — Ах, какие бывают на свете дрянные люди! Вот и Уточка скажет то же самое.
— Да, да, — подтвердила Уточка. — Я своими глазами видела, как они спрятались под диван.
Уточка всегда и со всеми соглашалась.
— Нужно вернуть гостей, — продолжала Катя. — Мы ещё повеселимся.
Гости вернулись охотно. У кого был подбит глаз, кто прихрамывал; у Петрушки всего сильнее пострадал его длинный нос.
— Ах, разбойники! — повторяли все в один голос, браня Зайчика и Башмачок. — Кто бы мог подумать?
— Ах, как я устал! Все руки отколотил, — жаловался Ванька. — Ну, да что поминать старое. Я не злопамятен. Эй, музыка!
Опять забил барабан: тра-та! та-та-та! Заиграли трубы: тру-ту! ру-ру-ру! А Петрушка неистово кричал:
— Ура, Ванька!