Сказка про серебряного сокола, которую рассказала Натакай — Коваль Ю.И.

А вот ещё какое было.
Жил солдат, служил солдат. Отслужил свой срок – отпустили его на родину. Пошёл солдат на родину. Идёт и думает:
«Вот иду на родину, а зачем иду? Ведь у меня там родимых нету – ни батюшки, ни матушки, ни братьев, ни сестёр. Всё одно – отпустили на родину, на родину и пойду».
Идёт путём-дорогою, а навстречу ему нечистый:
– Стой, служивый. Куда идёшь?
– На родину.
– Э, что тебе там делать! Ведь у тебя там родимых нету.
– Всё одно. Отпустили на родину – на родину и пойду.
– Постой-постой, – сказал нечистый. – Не спеши. Сослужи-ка мне, служивый, службу.
Задумался солдат, оглядел нечистого. Не понравился ему нечистый – рожа сладенькая, а грязная, ушки дрожат.
– Какая, – спрашивает солдат, – служба?
– У меня три сокола живут, в трёх разных клетях. Покарауль их, пока я за жалованьем слетаю. Вернусь, щедро тебя награжу.
– Ну что ж, – сказал солдат, – соколов стеречь – служба нехитрая. Согласен.
Вот отвёл нечистый солдата в свои палаты, а сам за жалованьем полетел.
Взошёл солдат в первую палату и видит – стоит там на полу медная клеть. А в той клети сокол бьётся. Крылья у него бурые, грудь красная, а глаза так медью сверкают, аж в кровь отдают.
Яростно глянул на солдата сокол, бросился на решётку.
– Ну-ну, – сказал солдат, – тихо, тихо, – и пошёл в другую палату.
А там в серебряной клети сидит белоснежный сокол. Тихо сидит да спокойно. Пригорюнился, видно. Только приоткрыл свои ослепительные серебряные глаза, глянул на солдата и снова их закрыл.
– Ну-ну, – сказал солдат, – отдыхай, – и пошёл дальше.
А в третьей палате в золотой клети солнечный сокол сидел. Он и вовсе не поглядел на солдата, оборотился к нему спиной, и как ни старался солдат, а в глаза соколу заглянуть ему не удалось. Совестно отчего-то стало солдату.
– Так ты, это, не сердись, – сказал солдат солнечному соколу. – Служба такая.
Вот солдат вышел в сад, видит – берёза. Сел он под берёзу, стал цигарку крутить. И вдруг слышит:
– Солдатик…
Огляделся – не видно никого, а снова вдруг слышит:
– Солдатик, а солдатик!
– Чего? – говорит солдат, а сам всё головой крутит – и не видно никого.
– Солдатик, сослужи мне службу.
– Сослужил бы, – говорит солдат, – да не знаю, кто ты таков. Потому что не вижу.
– Ты меня видишь, только не поймёшь. Это я с тобой говорю, берёза, под которой ты сидишь.
– А! Ага! Вон чего! Так это ты, что ли, берёзка, со мною говоришь? Так выходит?
– Ну да, это я, берёза, с тобою и говорю.
– Во ведь как бывает! – сказал солдат. – Ну давай, берёза, говори дальше.
– Вот я и говорю, – сказала берёза. – Ты как служишь-то? За деньги или по душе?
– Я-то? – сказал солдат. – Я-то, брат берёза, за деньги служу.
– Жалко… – вздохнула берёза и замолчала.
Солдат посидел, покурил и говорит:
– Ты чего, берёза, молчишь-то?
– Да ведь ты за деньги служишь, – сказала берёза. – А откуда у дерева деньги? Мне-то бы надо по душе сослужить.
– Неужто у тебя ни копейки нету? – спросил солдат.
– Нету, солдатик.
– Да, – сказал солдат, – обидно. Ну ладно, говори свою службу. Сроду я дереву не служил. Попробую.
– Так ведь ты теперь нечистому служишь. Гляди – деньги потеряешь.
– Ладно. Помалкивай, – сказал солдат, – не твоё дело. Говори службу. А то разболталась, деньги мои считает. О какой службе просишь?
– А вот какой. Ты пойди вон в ту деревню, что на горке, и найди там дедушку Николая. А что тебе скажет дедушка – исполни. Понял?
– Ладно, – сказал солдат, – понял не понял – не твоё дело. Некогда мне с вами, с берёзами, лясы точить. Сиди тут, в земле, и жди, а то болтает с каждым встречным солдатом.
Вот солдат пошёл в деревню, что на горке. Вдруг видит – навстречу дедушка.
– Здорово, дед.
– Здравствуй, солдатик.
– Не ты ли Николай?
– Я и есть. А что?
– Да там берёза одна растёт. Ну такая, белая. Так вот, велела спросить, чего мне делать?
– А, – сказал дедушка Николай. – Берёз-то на земле много, и сосны есть. А делать тебе я и не знаю что. А ты делай, что сердце прикажет.
Сказал эдак дедушка-то и пропал с глаз.
«Вот незадача, – подумал солдат, – что сердце прикажет? А чего оно приказывает? Не пойму. Кажется, попить хочет».
Напился солдат из ручья, пошёл дальше. А сердце новый приказ командует: перекусить. Достал солдат буханку хлеба с луковицей, исполнил приказ. Так и добрался до палат нечистого.
Вошёл в медную палату. И тут же забился в клети кровавый сокол. Бьётся, бушует, рвёт когтями решётку, с яростью глядит на солдата.
«А ведь жалко красавца, – подумал солдат, – сидит в клети – света белого не видит. Отпущу».
Раскрыл он клеть – и вырвался сокол на волю. Да только первым делом напал на солдата, щёки ему до крови исцарапал – и вылетел в окно.
Заплакал солдат, сел на пол.
«Вот они, – думает, – приказы сердца. Эх, солдатская доля!»
Поплакал, пошёл на улицу, в сад. Глядит – а на берёзе сокол кровавый сидит, яростно сверкает оком, того гляди, кинется на солдата.
– Ну ты, потише, – сказал ему солдат. – У меня ружьё картечью заряжено. Вмажу, если надо. – И сел под берёзу.
– Солдатик, а солдатик, – услышал он голос, – сполнил службу?
– Сполнил, сполнил, – ответил солдат. – И дедку видел, и всё исполнял, да только вот лицо моё расцарапали.
– Не беда, – сказала берёза. – Я тебе его соком полью.
И вот вдруг видит солдат: берёза-то зашевелилась, и там, где развилка была, показалась вдруг голова девичья, а вслед за головою – плечи. И вышла вдруг из берёзы девушка по самую грудь. И закапал с берёзы сок и прямо на солдатские раны. И они тут же заживать стали.
«Во как! – думает солдат. – Ну и ну!»
А девушка, которая из берёзы вышла, глядит на солдата ласково:
– Молодец, солдат.
– Молодец не молодец, – говорит солдат, – а ты давай, вылезай дальше.
– Не могу, – девушка говорит.
– Это почему же ты не можешь?
– Не знаю.
– Эх, бабы! – сказал солдат. – То они не знают, то они не могут. Ладно. Пойду второго сокола выпускать. Совсем, серебряный, сгорюнился. Как бы не помер.
Пришёл солдат в серебряную палату, раскрыл клеть. А сокол серебряный только глазом на него взглянул, а из клети не летит. Взял тогда солдат его на руки, вынес на волю.
– Давай, давай, – сказал он, – лети. Вот она, воля серебряная.
Хлопнул сокол крылом, взлетел тяжело и сел на берёзу.
А девушка-то берёзовая охнула да и вышла из берёзы по пояс.
– Ну, не ожидал, – сказал солдат, – давай дальше-то.
– Не могу, – сказала девушка и улыбнулась.
– Да, – сказал солдат, – придётся, видно, третьего сокола отпускать.
Пошёл в золотую комнату. А сокол солнечный и не смотрит на него. Раскрыл солдат клетку, схватил сокола за крыло – руку обжёг. Схватил за другое – оледенил его сокол. Никак не схватить сокола, никак из клети не вытащить. Бился-бился солдат, обмотал руки тряпками да и ухватил всё-таки сокола, поволок на улицу.
Всё лицо солдатское обожгло жаром, да и через тряпки руки ожгло-охолодило.
А потом уж, когда на улицу вышли, оглянулся всё-таки на солдата сокол, прожёг ему глаза золотым взглядом, тут и ослеп солдат. Пал на землю, а сокол из рук его в небо ушёл.
Не стал плакать солдат, когда понял, что ослеп. Что толку слепому плакать? Вот лежит солдат на земле и вдруг слышит:
– Солдатик, а солдатик, ты живой?
– Живой вроде, – солдат говорит. – А ты-то как? Вышла из берёзы?
– Вышла.
– А до конца ли?
– До конца. Это ведь нечистый меня околдовал. А ты теперь меня спас, из дерева на волю вывел. Эти ведь соколы – мои братья родные.
– Ничего себе братцы, – солдат говорит, – медный всё лицо мне расцарапал, а солнечный глаза прожёг.
– Не беда, – девушка говорит, – серебряный тебя спасёт.
И тут слышит солдат шум крыльев и чувствует – на грудь ему села птица. И вдруг что-то капнуло ему на глаза, и он увидел, что на груди его сидит серебряный сокол и плачет и капают его слёзы в солдатские глаза. И слёзы соколиные проясняют взор.
Взлетел сокол – поднялся солдат на ноги.
Глядит – девушка. Берёзовая. Глаза – тёмные, как те черницы на коре берёзовой, а кожа-то не белоснежная, как берёзовая кора, а тёплая и розовая, как дерево, что прячется под корою. А уж рубашка – белокорая.
На одном плече её – медный сокол сидит, на другом – золотой. А серебряного она к сердцу прижимает.
Шагнул было к ней солдат – вдруг небо потемнело, гром ударил вдали. И понял солдат – нечистый летит. Схватил ружьё.
И видят они – крылья кожаные небо чертят, нечистый летит, жалованье в узелке несёт. А за ним туча мчится, хочет нечистого молнией сразить.
Увернулся нечистый от молнии и как раз солдату на мушку попал.
Ударил солдат картечью – только перья полетели и жалованье из узелка потряслось. Тут и накрыла их туча, хлынул ливень, да такой, что все зажмурились.
А когда открыли глаза – не было нигде нечистого и туча пропала.
И смотрит солдат – стоят рядом с девушкой три паренька, смеются, потому что мокрые все. Один-то – огненно-рыжий, другой-то – русый, солнечный, а третий – весь седой. Молодой такой, а уже седой.
Долго они смеялись, потому что мокрые были да и расколдованные.
Посмеялись, взялись за руки и пошли в родную деревню. И солдат, конечно, с ними.
Стали жить хорошо, под одной крышей.
Солдат подумал-подумал да и женился на берёзовой девушке.
– Понравилась она мне, – признавался он братьям.
А с братьями очень подружился солдат. И особенно полюбил он серебряного. Ласковый потому что тот был, сердечный. Бывало, всё о чём-то грустил.