Сказка о сёстрах — Коваль Ю.И.

Чуть в стороне от деревни, на самом краю обрыва, стоял самый маленький в Полыновке домик.
В нём жили две сестры.
Старшую звали Еленакай.
Высокая и худая, она всегда что-то говорила вслух, даже когда шла по улице. Голубые глаза её светились радостью, и ласково протягивала она руки встречным.
– Люди, – говорила она, – добрые люди, помогите друг другу, помогите жителям деревни Полыновки, всем, кто замерзает сейчас в степи, всем, кто растёт, голодает и мучается.
Странно было видеть эту чёрную фигуру, протягивающую руки к прохожим.
Слова свои Еленакай говорила очень тихо. Не все прохожие слышали их, но кто-то и слышал.
А сама Еленакай почти ничего не слышала, она только видела. Таких людей называют глухими. Но это неправильно. Глухие те, у кого глухое сердце.
Еленакай умела шить. Она была единственная портниха в деревне Полыновке. День и ночь стрекотала её швейная машинка, и все жители деревни ходили в том, что сшила Еленакай, – и батюшка поп, и лавочник Чернов, и даже самый маленький ученик Ваня Антошкин.
Денег за свою работу Еленакай не брала. Она работала не за деньги и даже не для души. Она просто хотела одеть всех жителей деревни Полыновки, чтоб им не было холодно.
Лавочник Чернов, которому Еленакай сшила штаны, решил как-то заплатить ей. В чистое полотенце он завернул головку сахару и банку дорогого китайского чая и пошёл к сестрам.
Еленакай вначале не поняла, зачем он пришёл, и хотела угостить его морковным чаем. Но тут лавочник достал головку сахару и свой, в коробочке, чай и стал хлопать по коленям, показывая на штаны. Еленакай ведь была глухая, и лавочник жестами стал ей объяснять. Он хлопал себя по штанам и тыкал пальцами в сахар. Ты мне, дескать, штаны, а я тебе – сахар да чай. Вот, мол, какой я молодчага.
Добрая Еленакай долго его не понимала, а когда поняла, схватила головку сахару и кинула её в снег. Лавочник вылетел из дома, а вслед ему летела банка очень дорогого китайского чая.
– Люди живут не так, – говорила вслед Еленакай. – Люди живут не так.
Еленакай хлопнула дверью и скрылась в доме.
Лавочник Чернов, который упал в снег, поднялся на ноги и хотел было собрать то, что выкинула Еленакай в снег – головку сахару и банку очень дорогого китайского чаю.
Но тут на крыльцо вышла младшая сестра. А звали её Натакай.
– Ай-яй-яй! – сказала Натакай. – Лавочник Чернов, что ты ползаешь тут по снегу?
– Да это я так… спотыкнулся.
– Это ты принёс нам головку сахару и китайского чая?
– Я и принёс.
– А где же они, эта головка и этот чай?
– Да вот они… в снегу валяются.
– И пусть валяются, – строго сказала Натакай. – Короче – или забирай свой чай да сахар, или оставляй в снегу штаны.
Натакай была совсем не похожа на сестру. Она была маленькая и плотненькая, весёлая и черноглазая. Кроме того, она всё прекрасно слышала и слушала за двоих.
– Да я… это, – сказал лавочник, – хотел сахар за штаны…
– Иди-иди, – строго сказала Натакай, – иди и помни, что сказала тебе добрая Еленакай: люди живут не так.
И лавочник ушёл и действительно думал о том, что сказала ему старшая сестра. Лавочник Чернов был не такой уж глупый, он понял, что Еленакай призывает его просто так отдавать людям чай и сахар.
«Нет уж, дудки, – думал Чернов. – Не дам никому даром ни сахару, ни чаю».
Так лавочник Чернов и не послушался совета. Он стал жить по-прежнему. И зря, конечно.
Когда лавочник ушёл, Натакай собрала то, что валялось в снегу, и сахар и чай она спрятала в очень и очень далёкий сундук. Она, конечно, знала, что Еленакай никогда не станет пить этот чай и грызть этот сахар. Но Натакай была мудрая младшая сестра. Она знала, что, если не брать ничего за работу, – им просто-напросто не прожить.
Всю долгую зиму, понемногу, подсыпала она в морковный чай настоящий китайский, подкладывала чуть-чуть сахарку, а добрая Еленакай ничего не замечала.