Военная собака — Чарушин Е.И.

С пограничной заставы выехал в отпуск мой приятель.
Как только я узнал, что он приехал, я обрадовался и сразу же побежал к нему. Вот сейчас порасскажет он, думаю, мне чудес. Про свою службу, про случаи на границе, про шпионов и про военных собак.
Дело было утром, приятель мой ещё спал. Я его разбудил, расцеловались мы, похлопали друг друга, пожали, помяли.
— Ну, — говорю, — давай рассказывай самое интересное. Что повидал? Что случилось?
— Есть, есть что порассказать, — отвечает он. — Только давай-ка сначала попьём чайку.
Я схватил со стола чайник и побежал в коридор к умывальнику.
Чайник был грязный, закопчённый. Я весь перемазался сажей.
— Бери мыло да полотенце и иди умывайся, — говорит приятель, а я еще полежу и покурю.
Вот я намылил себе лицо, намылил руки. И вдруг — стоп! Вода бежать перестала. И мыло смыть нечем. Что ты будешь делать! Пойду-ка на кухню. Зажмурился покрепче, чтоб мыло в глаза не попало, и иду ощупью. Нашел дверь, нашел кухонную раковину. И вдруг кто-то как зарычит.
Я приоткрыл глаза и прямо обомлел. Стоит передо мной громадный пес, уши торчат, морда скривилась, и зубы оскалены. Поднял я руку — он шерсть вздыбил. Двинул ногой — он ближе подступил. Верхняя губа у него поднялась, и зубы лязгнули. Застыл я. Стою и не шевелюсь.
— Что ты, — говорю, — подлая собака, от меня хочешь? Я не вор, не бандит. Мне умыться надо, у меня глаза щиплет.
Я говорю, а пёс будто успокаивается. Замолчал. «Попробую, — думаю, — может, и умоюсь». Сунул руку к крану. Отвернул. Вода хлынула, а пёс ко мне. Стал передними лапами на раковину, зубы оскалил и рычит. Попробуй тут умойся. Тут бы только уйти подобру-поздорову.
Кинулся я к двери, а пес уж на пороге морду скалит.
Застонал я от обиды. Мыло глаза переедает. Вода рядом льется, а умыться нельзя. И не выйти никак. Ну и положение!
Вдруг слышу — товарищ кричит:
— Эй, где ты застрял, что с тобой?
А я и отвечать боюсь.
— Да откликнись! — кричит. — Ты умер, что ли?
Открыл он дверь, увидал меня, увидал собаку да ка-а-ак захохочет. Ухватился за живот и стонет, и подвывает.
— У меня все глаза выело, — говорю я сердито.
Он еще всхлипнул разок-другой от смеха и закричал:
— Фу! Фу! Это свой. Фу!
Пёс сразу встал, подошёл ко мне, обнюхал всего и ушёл в коридор. И тут уж я закричал:
— Так это, значит, твой пёс? А ты, сонная тетеря, знал, что он на кухне, и ничего мне не сказал!
Ух, как я рассердился. Промыл кое-как глаза и ходу домой.
Только дня через два мы с ним помирились. И тогда он рассказал мне много-много интересных историй, которые случаются на границе.