Как мы искали партизан — Пономаренко Е.Г.

Когда у нас в деревне появились фашисты, почему-то не помню. Помню, что их было много на мотоциклах и танках. Из дома мы боялись выходить. Они играли на губной гармошке и горланили свои песни.
…С братом мы давно одни. Мама умерла до войны. Когда папу призвали в армию, то мы остались с тётей Клавой.
– Теперь мы будем твои дети? – спросил её мой брат. – Ты не будешь нас наказывать и ругать, как ругала прошлым летом?
– Как долго ты помнишь обиды, Серёженька! – виновато упрекнула его наша тётя.
– Нет, я уже забыл, – опуская глаза, ответил Серёжа.
– Давай, забудем обиды, хороший мой! Если я была не права, прости меня, пожалуйста! – обнимая Серёжу, сказала тётя Клава, смахивая слезу.
– Иван, мы найдём нашего папу?
Мы почему-то надеялись встретить, обязательно встретить нашего отца.
– Раз мы с братом здесь, значит, неподалёку должен быть и наш отец, – утвердительно сказал я.
– Посмотрим, дай Бог, чтобы это было так!.. Но на улицу старайтесь не ходить зря. Кто знает, что у них на уме? Лучше на глаза не попадаться – это моё мнение, – пояснила тётя Клава.
Дождавшись ночи, мы решили осуществить свой план: убежать и найти нашего отца и партизан.
Прошло уже три дня со времени побега.
Ночевали, где придётся. Днём прятались в лесу, а к вечеру, наломав хвойных веток, я делал постель. Но мы не учли одного: взятая еда скоро закончилась. Тех, кто ищет своих пап и мам было много. Нам постоянно встречались по пути дети. Они искали своих родителей, даже если и знали, что родители убиты, все равно говорили нам, что тоже ищут папу с мамой или кого-нибудь из родственников.
Сначала я не понимал их стремления, а потом понял: вдруг они спаслись, либо у партизан – всякое бывает…
Идя уже много километров, вышли к какой-то деревне. Есть хотелось всегда, падали в обморок, хорошо было, если попадалась по дороге черемуха, пили из ручьев и маленьких речушек. Наш небольшой отряд состоял из десяти человек, самым старшим среди них был я. В этом году мне исполнилось десять лет.
Пробежал с Колей мимо открытого окна – там, видно, недавно пекли картофельные пироги. И когда мы приблизились к заветной цели, услышали запах этих пирогов.
– Коля! – крикнул я. – Скорее пробирайся! – оглянулся, а вокруг никого.
Колю я нашёл в кустах, от запаха печеного у него случился голодный обморок. Почему-то украсть мне не позволила совесть. У нас не принято было брать чужое: «Никогда не воруй, лучше попроси!» – вспомнились мне слова бабушки.
Затащив Колю в дом, я уселся на скамейку дожидаться хозяев.
Через некоторое время Коля пришел в себя.
– Пирогами пахнет мамиными! Хватаем и бежим отсюда! Чего ждать? Хочешь, чтобы нас поймали, да того хуже, отлупили, как следует ремнем. Какой ты правильный. Ты как знаешь, а я сейчас украду пирог! В лесу мальчишки и Вера ждут, – поднялся он с пола, но я перегородил ему путь.
– А если у нее своих детей куча? А если это последний у них пирог? Подождем! Меня никто не учил воровать и тебе не советую! – ответил ему я.
Время шло медленно, и вот мы услышали, как в сенцах кто-то сильно кашляет, охает.
– Да что же это со мной! Ничего не помогает, кашель забил совсем, – услышали мы голос хозяйки.
Она вошла в кухню, еще не видя нас, занесла чугунок с картошкой.
– Здравствуйте! Вы только не пугайтесь, мы без спроса ничего у вас не взяли. Дайте что-нибудь поесть! – начал я.
Хозяйка вздрогнула от неожиданности.
– Откуда вы здесь? Как вы сюда попали, дети?
– Я влез в окно, а Коля потерял сознание от голода, я его так через дверь втащил, – ответил ей я.
– А где родители? Хотя понятно, у большинства из вас нет никого. Идите сюда к печке поближе. Так ты еще и босой? – она взглянула на мои ноги.
– Не только я, тетенька! Нас десять человек, все голодные и босые, хворые.
– А где же остальные! – с тревогой спросила она.
Коля дернул меня за пиджак: «Не говори, бог знает, что у нее на уме. Сдаст нас всех немцам!»
– Не бойся, не сдам! – хозяйка услышала слова Коли.
– Сейчас вы поедите совсем чуть-чуть. Нельзя вам много, потом тут же и умрете. Приведите остальных. А я уже буду думать, как переправить вас в безопасное место.
– Простите! Разные бывают хозяйки, нам пока только хлебом помогали, – объяснил ей Коля.
Она принесла воды, мы за две недели впервые мы умылись с мылом.
– Садитесь, – пригласила она нас к столу. – Знайте, что есть вам много нельзя, поэтому по кусочку пирога отрежу.
– Мне кажется, кусочек, это совсем мало! Хоть по два! – пробурчал Коля.
– Коля, ей виднее! А потом мы все сейчас съедим, а остальные? – попытался урезонить я друга.
– Верочка в лесу осталась и малышня – мы самые старшие! – откусывая, душистый пирог, пояснил Коля. – Им еще труднее без еды. Что насобирали в деревнях – им несли, в дороге даже не попробуем ни картошки, ни сала, ничего. Делимся, когда все придут, – пояснил хозяйке Коля.
Пирог оказался очень вкусным и мы не заметили, как съели этот кусок. Руки сразу потянулись за следующим, но хозяйка остановила нас.
– Будет, хлопцы! Нельзя! Идите за своей малышней. Я пока картошки наберу побольше в чугун сварить.
Уходили мы от нее с тревожным чувством, постоянно оглядывались, прислушивались к шорохом, потому что в памяти был свеж случай, когда в одной из деревень погиб Глебка. Его сдали полицаям жители, когда он заходил, так же как и мы, попросить хлеба. Глебку повесили.
Наконец мы добрались до своих. Нужно было видеть глаза наших малышей. Они голодными глазами смотрели на наши пустые карманы, руки и корзину. Объяснив им ситуацию, мы подняли и понесли на руках совсем ослабевшую Веру и Кирюшку: они были самые маленькие.
– Только идите все тихо! Незачем привлекать внимание! Только тихо, – предупредили мы.
Хозяйка вышла к нам навстречу.
– Идите все сначала в баню, помойтесь. Там я приготовила кое-какую одежонку. А маленьких давайте сразу в дом, – она взяла у меня Веру.
– Господи! Легкая-то какая! Что сделали с народом, нехристи?! Что сделали?! – горестно повторяла она. – Старайтесь не шуметь. А то мало ли чего? Пока в деревни немцев нет, одни полицаи, но и к ним тоже лучше не попадать. Все понятно? – переспросила она нас.
– Да, – все шепотом ответили ей. – Понятно, как не понять! А покушать вы нам дадите? – переспросил её Юра.
– Меньше разговаривайте! Картошку я сварила.
С Верой на руках она прошла на веранду. Потом зашла в баню за Кирюшкой.
– Складывайте рубашки, штаны. Я потом все сожгу. Вшей, небось, тьма!
– Хватает, – ответили мы наперебой.
Потом в чистой хате мы ели картошку, но опять же чуть-чуть. Веру и Кирюшку женщина покормила отдельно. Они не ели, а заснули у нее на руках, выбились из сил.
– Марией Ивановной меня зовут: учительница я, – сказала она нам. – Перекусили, ребята? А теперь вы будете сидеть тихо-тихо. А мне нужно будет уйти совсем ненадолго. Не бойтесь, свечку попросту не жгите. В другой комнате я расстелила одеяло: Кирюшу и Веру уложите на кровать, а сами на пол. Всё понятно?
– Да! – ответили мы ей хором.
Взгляд наш выражал сомнение, но Мария Ивановна перехватила наш взгляд.
– Не беспокойтесь, мальчики! Надо доверять людям! Займитесь, как вы говорите «малышнёй»! Остальное теперь не ваша забота.
Она захлопнула за собой дверь и ушла в ночь.
– Коля, а вдруг!?..
– Спать никто не ложится! Всем понятно? Никому не спать, кроме Веры и Кирюшки!!
– Ладно! – ответили мне все встревожено.
От натопленной хаты и еды всех разморило: они тёрли глаза, но, помня мой наказ, старались не спать, хотя сделать это было очень трудно, почти невозможно… Плакала и всхлипывала во сне Вера.
– Успокой её! Мария Ивановна сказала сидеть тихо…
Я подошел к кровати, взял её на руки, начал качать.
– Вернется или не вернётся? – спросил меня Коля.
– Замолчи! Ничего я не знаю! Сказала, вернётся! Значит, вернётся! – огрызнулся я. – Может, убежим, пока не поздно?
– Веру с Кирюшкой жалко!
Послышался лай собаки. Как бы мы не хотели, но наши все уснули.
Коля схватил кочергу, я скалку – и встали у дверей, решив таким образом принять оборону, защищать нашу малышню.
– Ребята – это я! Всё складывается хорошо. О вас уже знают в отряде.
Мы опустили своё «грозное» оружие, и глубоко вздохнули:
– Да вы что! Вот натерпелись бедняжки.
– Я забираю детей! – посмотрев на нас, сказал парнишка, пришедший с ней. – Мария Ивановна! Доставлю в отряд. Не беспокойтесь ночью, переправим. Собирайтесь, ребята!
Коля до сего времени не веривший, что все наши мытарства вдруг закончились, закрывшись руками, отвернулся и заплакал. И тут, как по команде, зарыдали все наши: кто тихо, кто в голос, плакали все.
Стоя в дверях, плакала Мария Ивановна…