Хенкель и ястребок — Олефир С.М.

Когда Капки не стало, ее сарайчик вычистили, побелили, и получилась замечательная комната. Конечно, без печки, да и козий запашок остался, но это не важно. Мы там мастерили рогатки, резались в карты, рассказывали друг другу всякие истории.
Когда захолодало, в Капкином сарайчике стали ночевать нищие. Их во время войны хватало. Нам самим есть нечего, а они ходят от двора к двору и просят «Подайте ради Христа!». Мама женщин привечала не очень. «Бог подаст! У меня голодных детей полная хата» и до свиданья! Зато со стариками делилась последней крошкой. Зазовет в хату, нальет горячего супа и, пока тот ест, расспрашивает, где был, что видел? Если поздно, отправляла в сарайчик спать. Там набитые сеном матрац и подушка, какое-нибудь старое пальто. Чтобы совсем уж не холодно, ставила в сарайчике ведро кипятка. И погреется человек, и лицо сполоснет.
Нищие за это маму любили, бывали случаи, оставляли рядом с постелью целую кучу кусков. Почему-то считалось, утром отправляться христарадничать нужно только с пустой сумкой. Конечно, оставляли нам куски не так и часто, но мы с Инной, лишь только нищий заворачивал в нашу хату, тайком подглядывали, топорщится ли его сумка?
Но главное не это. Главное были истории, которые рассказывали нищие. Чаще всего том, как мать неожиданно находила потерянных в беженцах детей, жена встречала мужа, а мать раненного сына. Помню, всех поразила история, как одной женщине приснился домик в Запорожье, где лежит ее раненный муж. Она добралась до города, нашла домик, а раненный муж и на самом деле там! Забрала, отвезла в село, живет – не нарадуется.
Были, конечно, истории о зверствах немцев. Один пьяный немец забыл свой ранец в одной хате, а отправился искать в соседнюю. Никакого ранца, понятно, не нашел и перестрелял всю семью. И взрослых, и детей. В другом селе немец сам уронил гранату, она и взорвалась. Тоже на людях зло согнали. Сожгли половину села.
А однажды нищий старик, которого мама уважительно называла Иван Макарович, рассказал о ночном бое под Миусом. Фашистские самолеты бомбили наши позиции, а утром люди увидели на колхозном поле два разбившихся самолета. Немецкий хенкель и наш ястребок. У фашистского самолета пять летчиков, настоящая пушка, шесть пулеметов, а у нашего летчика всего один пулемет. Может, ястребок специально врезался в хенкеля, может, просто столкнулись в темноте или их сбили зенитки, – сказать трудно. Хенкель упал на землю и взорвался, а наш только раскололся пополам. Ни горючего у него, ни патронов. Чему взрываться? Лежит майор, как живой и даже немного улыбается. Немцы погрузили в свою машину и увезли.
Люди, конечно, говорят, что ястребок врезался специально. Может, немцы его семью убили, вот и отомстил.
О том, что хенкель мог тоже таранить ястребка – никто даже не заикнулся. Чего ему защищать на нашей земле?
Но самое интересное не это. Самое интересное то, что полицаи из интендантской команды тоже рассказывали об этом случае. Староста отправил их по хатам записывать, у кого остался какой скот? Зашли и к нам. У нас в корзине под кроватью две безголосые курицы и все. Не хватало еще немцев кормить!
Полицаи хорошо знали нашу маму, относились к ней уважительно, и тоже рассказали о битве ястребка с хенкелем.
– Наш истребитель специально в немецкий бомбардировщик врезался, – уверено заявил старший полицай. – Это «Пойти на таран» называется. Русские летчики на таран еще в Первую Мировую ходили. Многие даже после тарана живыми остались. Нужно только винтом по хвосту ударить и в сторону. А этому не повезло или не хватило горючего еще один заход сделать. Хенкель-то из пулемета взять трудно».
Когда полицаи ушли, мама горестно вздохнула и сказала тетке Олянке, вместе с которой мы жили всю войну:
– Вот и разберись с людьми. Гитлеру служат, а за наших сердце болит. Ты же сама слышала, как этому летчику завидуют. Несчастные мужики! – Затем улыбнулась и добавила: – Ты, Оля, заметила, этот полицай рассказывал, словно урок отвечал. Наверное, неплохо учился.