День рождения великого человека — Алешковский Ю.

Я проснулся в весёлом и радостном настроении. Это было утро дня моего рождения. Мне исполнилось двенадцать лет.
Я лежал закрыв глаза и, волнуясь, старался угадать, что мне подарят мой отец, мама и другие ближайшие родственники.
Отец наверняка купил новые ботинки с коньками. Я же на днях специально для намёка примерял свои старые ботинки и сказал:
— Малы… Лучше бы так быстро росли руки, а но ноги…
Мама тогда вспомнила, что я случайно прожёг зимнюю ушанку увеличительным стеклом, потерял варежки, и расстроилась:
— Если бы ты подумал, что деньги не валяются на улице, а достаются родителям с трудом, ты бы не прожигал вещи и не терял их…
«Мама подарит ушанку и варежки…» — подумал я и ждал, когда отец подойдёт, сдёрнет с меня одеяло и растормошит, поздравляя:
— Ты что, забыл? Сегодня же день твоего рождения!
Обычно перед этим отец заводил пластинку «Весёлые ребята», и я был самым счастливым человеком на свете…
Но в то утро весёлой песни что-то не было слышно.
Я встал с кровати, подошёл к отцу и маме (они почему-то ещё спали), разбудил их и обиженно сказал:
— Не могли уж завести будильник… в такой день…
Отец протёр глаза:
— Поздравляю!.. Хороший подарочек ты преподнёс нам… Спасибо.
Я надулся, сам завёл «Весёлых ребят» и вспомнил про дневник. Роман Ильич написал в нём вчера:
«Тов. Козлов! Петя не собирается входить в колею учёбы после каникул и думает только о том, чтобы скорей начались следующие. Обратите внимание».
Всё же мама подошла ко мне, поцеловала меня и сказала:
— Будь умницей. Я дарю тебе ушанку. На этот раз кожаную. А варежки нашлись под ванной. Вечером пригласи ребят на чай… А тебе, отец, не хватает для воспитания других дней в году?..
«Действительно…» — подумал я, а отец тоже сказал мне:
— Ладно. Не обижайся. Дарю тебе значок.
— Спасибо… — сказал я так, что отец засмеялся.
— И коньки дарю, но только после зарплаты.
Я обрадовался, хотя мне было грустно, что лучший, из дней целого года начался как-то не так.
Потом мы позавтракали, и я пошёл в школу.
На первом уроке у нас была география. Когда я вошёл в класс, до начала урока оставалось минут пять. Я пытливо всматривался в лица ребят и девчонок, как будто спрашивал: «А знаете ли вы?..» Но никто не собирался меня поздравлять, несмотря на то что пятерых человек в прошлом году я поил чаем.
Даже мой лучший друг Митя Вишневский, взглянув на меня, сказал, как всегда: «Привет». И только.
«Да-а… — подумал я. — Хороши друзья…» — и сел за парту рядом с Митей.
Сзади нас сидела Маша Бочарова. К ней пристал Витька Рубинштейн:
— Дай списать задачку!
— Отстань… — сказала Маша. — Я занята. Не знаешь, что ли? Сегодня юбилей Козлова. Я готовлюсь.
Я приятно поёжился, но притворился, что не слышу её слов. «Всё-таки помнят обо мне. Настоящие друзья… Официально хотят поздравить… Молодцы!»
Потом пришёл Роман Ильич.
Но просидеть спокойно в день своего рождения все уроки очень тяжело.
Я вертелся, вздыхал, смотрел в окно, потом предложил Мите сыграть в морской бой, только с форой в один линкор, но Митя под партой пожал мою руку и торжественно шепнул:
— Поздравляю… Вот возьми… — и положил на учебник ценнейшую марку Мозамбика с двумя носорогами.
У меня дух захватило от волнения и благодарности, что Митя поздравил меня не на переменке, а на уроке: так было интересней. Но у него были грустные глаза. Я и сам загрустил бы, подарив такую марку. Но ничего не поделаешь: день рождения друга.
Я на радостях обнял Митю, и это заметил Роман Ильич.
— Вишневский! Что у вас происходит?
— Тут… в общем… сегодня… — замялся Митя.
— Козлов! К карте! — сказал мне Роман Ильич. Я вышел и уставился в карту. — Ты что, действительно никак не войдёшь в колею? Что за обнимки на уроках?
Я тихо, так, чтобы никто не слышал, сказал ему:
— У меня день рождения сегодня… Вишневский марку Мозамбика подарил… с двумя носорогами!..
Роман Ильич как-то странно посмотрел на меня и воскликнул:
— Феноменально! Фе-но-ме-нально! — и сказал: — Покажи нам пустыню Гоби.
Я взял указку, соображая: «А где же она находится, эта пустыня… Спасибо вам за подарочек, Роман Ильич…»
Бывает же: вдруг ни с того ни с сего вылетают из головы местонахождения пустынь, озёр, горных хребтов и притоков рек.
Я почему-то стал искать пустыню Гоби в Африке и, натолкнувшись на страну Мозамбик, не мог удержаться и выпалил:
— Вот!.. Вот!..
— Феноменально! Садись. Отметку я тебе не ставлю, — сказал Роман Ильич.
То, что он не поставил мне двойку, было уже неплохим подарком, и я с благодарностью улыбнулся.
— Слово для сообщения имеет Маша Бочарова, — сказал Роман Ильич.
Маша вышла к доске.
— Сегодня мы отмечаем знаменательную дату: день рождения Петра Кузьмича Козлова…
«Ну зачем же так важно?» — подумал я, опустив глаза от смущенья.
— Ровно сто лет тому назад в Смоленской губернии, в семье гуртовщика, родился великий географ и путешественник — мальчик Петя. Он…
Я подумал, что меня разыгрывают, и оглядел весь класс. Все внимательно слушали Машу. Я отвлёкся и пропустил мимо ушей часть сообщения.
— В 1881 году он встретился с товарищем Пржевальским, который предложил молодому географу пойти с ним вместе в турпоход… простите, в экспедицию…
«Что за чепуха?.. Неужели?..» Я завертелся на месте.
— Пётр Кузьмич с радостью согласился. Экспедиция продолжалась два года. Она была хорошей школой для будущего великого путешественника. В ней он приобрёл ценные навыки и…
«Неужели это так бывает? — подумал я. — Мы и тёзки с одинаковыми отчествами, и родились в один и тот же день!..»
Я толкнул локтем Митю, но он с интересом слушал и отмахнулся от меня.
Мне захотелось радостно крикнуть: «Ребята! Мы же тёзки!.. Мы в один день!» — но Роман Ильич погрозил мне пальцем, когда я уже было раскрыл рот. Маша продолжала:
— Через восемь лет Пётр Кузьмич принял участие в Центрально-Азиатской экспедиции. На обратном пути заболел её руководитель, и Козлов мужественно взял на себя руководство. Он всегда был настоящим товарищем…
Всё же я не мог успокоиться. Ребята слушали про Козлова, а на меня, на живого Петра Кузьмича, в день моего двенадцатилетия не обращали никакого внимания. «Ну хоть бы кто-нибудь бросил в меня шарик из промокашки от радости, что в истории бывают такие совпадения… Эх!..»
— Маша, продолжай. Я кое-что забыл в учительской… Прошу не шуметь. Рубинштейн! Думаешь, я не вижу, чем ты занимаешься? — сказал Роман Ильич и вышел из класса.
Вдруг я подумал, что был такой композитор Антон Рубинштейн, а я про него никогда не вспомнил, смотря на нашего Витьку Рубинштейна.
Я снова оглядел весь класс.
«Потрясающе!.. Вот — Ковалевская… Только не Соня и не великая математичка. Вот — Федотов… Был такой великий центрфорвард. Николаев — космонавт… Полищук… фельетоны пишет. Генка Уланов… балерина великая в Большом театре. Покрышкин — великий лётчик… Тертерян — великий прыгун в длину… Ах нет, он Тер-Ованесян… Жалко… Зато есть Варфоломеева… ночь такая была в истории… Но потрясающе — сколько однофамильцев! А главное, сегодня я — Пётр Кузьмич Козлов!»
— Ребята! — перебил я Машу, но на меня зашикали, и я стал слушать.
— И наконец в начале нашего века Пётр Кузьмич открыл в пустыне Гоби остатки древнего города Хота-Хото. Экспедиция нашла больше двух тысяч древних книжек, и весь мир рукоплескал…
Великого путешественника наградили Большой Золотой медалью Итальянского географического общества и медалью Английского географического общества. Ему присудили… — тут возвратился Роман Ильич с книгой в руках, — ему присудили премию Парижской академии. После революции Пётр Кузьмич продолжал научную работу и открыл могилы древних гуннов, а на Украине раскопал курганы…
— Ну, Маша, насчёт курганов ты присочинила… — сказал Роман Ильич.
— Да, да… это другой раскопал. А именем Петра Кузьмича Козлова назван ледник в горах Монгольского Алтая. Вот… и мы должны следовать его призеру и получать по географии только пять… Всё, — сказала Маша.
Всё дружно зааплодировали, а я снова толкнул Митю:
— Я ведь тоже Пётр Кузьмич Козлов!
— Как? — заморгал Митя, и мне стало грустно-грустно оттого, что про меня никто не помнит.
И я согнулся над партой, почувствовав, как у меня на глазах выступают слёзы. И подумал, что я ни разу в жизни не прозеваю больше дней рождения и моего отца, и мамы, и ближайших родственников, и моих друзей — малых и великих, — и моих одноклассников, и учителей… И пусть им никогда не будет грустно-грустно, как мне сейчас.
Когда я, вздохнув, поднял глаза, надо мной стоял Роман Ильич. Он положил мне руку на плечо и сказал:
— Новой темы сегодня мы не начнём. И вот почему. Сегодня мы отмечаем вторую знаменательную дату: день рождения нашего одноклассника Петра Кузьмича Козлова — тёзку и однофамильца великого путешественника. Вот он, перед вами!
Весь наш класс одновременно ахнул и, сообразив, что это действительно так, зааплодировал, захлопал крышками парт, и я встал, совсем расклеившись уже от счастья, а кто-то попал мне в затылок шариком из промокашки, о котором я мечтал с самого начала урока.
— Тише! Рубинштейн! Положи трубочку на стол… Я жду!.. Ребята! — сказал Роман Ильич, когда изумлённый Витька положил трубочку на стол. — С чем пришёл к своему двенадцатилетию Петя Козлов? В начале урока он сделал великое географическое открытие. Он открыл в Африке пустыню Гоби! — И я вместе со всеми захохотал. — Затем совсем недавно, в отличие от своего великого тёзки и однофамильца, нашедшего в пустыне Гоби две тысячи книг, Петя потерял библиотечную книжку «Одиссея капитана Блада»…
— Да-а… Не очень-то нас хвалят при жизни, — шепнул мне Митя.
Я кивнул.
— Но, ребята, — продолжал Роман Ильич, — я хочу сказать о другом. И вы и я были с Петром Кузьмичом Козловым в двух турпоходах. В отличие от многих, он ни разу не хныкнул, когда было холодно и шёл дождь, когда хотелось пить, а Ковалевская опрокинула бидон с водой. Петя не предлагал бросать жребий, кому чистить картошку, а чистил её сам. Он отдал свою телогрейку простывшей из-за неорганизованности Тертерян, не позволив сделать этого мне, старику. И Пете было несладко… А когда Уланову показалось, что его укусила гадюка, что сделал Петя? Вы побрезговали, а он высосал из улановской пятки яд, которого не было, потому что Уланов не сумел отличить ужа от гадюки. Кроме того, Петя вовремя одёрнул Покрышкина и Федотова, сделавших попытку съесть волчьи ягоды…
— Их Забельская одёрнула, — поправила Маша Романа Ильича так же, как он её насчёт курганов, а я подумал: «Наверно, это на радостях в дни рождения приписывают лишние заслуги и великим людям и не великим, вроде меня…»
— Да, да… простите. Скоро звонок, и я хочу сказать, что, несмотря на отдельные ошибки в учёбе, наш Петя Козлов в день своего рождения и вообще может быть назван Великим Товарищем! Будем брать с него пример. Поздравляю! — Роман Ильич пожал мне руку и преподнёс книгу «Русский географ и путешественник П. К. Козлов».
Все снова захлопали крышками парт, зазвенел звонок. Роман Ильич сказал, разведя руками:
— Не-ве-роятный факт! — и вышел из класса.
Все меня обступили, стали расспрашивать, не родственник ли я путешественника, а многие вспомнили про своих великих и знаменитых однофамильцев. Федотов, который всегда всем завидовал, сказал мне:
— Везёт тебе. Про футболистов небось в календарях не пишут.
А Варфоломеева пожалела, что нам нельзя поменяться фамилиями. Она очень любила меняться.
Я подошёл к тихой-тихой девочке Лине Пруть (она уже решала задачки по алгебре для девятого класса) и сказал:
— Ты хоть и Пруть, а на самом деле Софья Ковалевская и великая алгебраичка.
Лина улыбнулась и тихо сказала:
— У меня через три дня день рождения…
Вот тогда я залез на парту и предложил:
— Давайте вывесим список с нашими днями рождения и всегда будем друг друга поздравлять и дарить в складчину подарки! Традицией это называется. А то что?..
Все согласились. Это действительно было интересно. Только Кожинов предложил сделать в списке графу, чтобы именинник записывал в неё, какой подарок он хотел бы получить.
— Это неинтересно, — решили мы.
Я сел за парту, раскрыл подаренную книгу, и мне стало как-то неудобно перед своим великим тёзкой из-за того, что я раньше ничего о нём не знал. Но я же и про себя не знал, что являюсь Великим Товарищем…
Митя Вишневский грустно спросил у меня:
— А Вишневский был какой-нибудь великий?
— Вишневский?.. — Я задумался. — Как же! Мазь такая есть. Вишневского.
— Правда? — не поверил Митя.
— Клянусь! Это Великая Мазь. От неё все болячки сразу пропадают, — сказал я Мите. — И не грусти. Может быть… я точно не обещаю… я подарю тебе твою марку Мозамбика на день рождения…
Тут зазвенел звонок, а Белобоков всё ещё наскакивал на Рубинштейна и приставал:
— Ну давай поспорим, что было сразу два композитора Рубинштейна! Давай! Слабо?.. Антон и Николай! Эх, ты!.. Однофамилец называется!