(1)Некоторые мои читатели время от времени просят меня написать рассказ о такой любви мастера к своему ремеслу, чтобы им можно было поучиться. (2)Желая ответить читателям, много перебрал я в своей памяти всякого рода мастеров в разных областях науки, искусства и техники, таких замечательных, что я, как мастер слова, им не гожусь и в подмётки. (3)Но всё-таки из всех мастеров для примера я выбрал себя, потому что себя самого я знаю лучше других. (4)И пусть мне дано не так много, любви к своему делу я имел не меньше их и могу поучить, как надо беречь свой талант.

(5)Что значит — талант? (6)Однажды весной я подумал об этом, и вот вижу, на высокой ёлке, на самом верхнем её пальчике, сидит маленький птичик. (7)Я догадался, что птичик этот поёт, потому что клювик его маленький то откроется, то закроется. (8)Но такой он маленький, птичик, что песенка его до земли не доходит и остаётся вся там, наверху. (9)Птичик этот крохотный пел, чтобы славить зарю, но не для того он пел, чтобы песенка славила птичку.

(10)Так я тогда в этом птичике и нашёл себе ответ на вопрос, что такое талант. (11)Это, по-моему, есть способность делать больше, чем нужно только себе, это способность славить зарю, но не самому славиться.

(12)Вот ещё что я думаю о таланте. (13)Эта птичка поёт не только у поэтов, музыкантов и всякого рода артистов, в каждом деле движение к лучшему непременно совершается под песенку такой птички.

(14)Я знал в былые времена одного башмачника, по имени Цыганок, в Марьиной роще. (15)Крыша в его домике развалилась — ему нет дела до крыши. (16)Штаны износились спереди — ничего, закрывается фартуком. (17)Просиделись сзади штаны — опять ничего, закрывается другим фартуком сзади. (18)Но какое мастерство! (19)О мастерстве этого Цыганка легенды сложились.

(20)Рассказывают, будто приехала к нему в Марьину рощу из Парижа настоящая француженка, и мастер сделал ей две пары башмаков. (21)Одну эту пару француженка в грязь окунула, чтобы вид получился для таможни ношеный, другую пару завернула в газету, свою же, парижскую, бросила. (22)По приезде в Париж очищает грязную пару, продаёт и окупает все расходы по этой поездке в Марьину рощу. (23)Сколько в жизни своей видал я таких мастеров, и думаю теперь, что артисты бывают не только в искусстве: всякий артист, кто делает своё дело под пение птички.

(По М. Пришвину)

*Михаил Михайлович При́швин — русский и советский писатель, прозаик и публицист.

МАТЬ ИЗМЕННИКА

(1)Уже несколько недель город был обложен тесным кольцом врагов.

(2)Не ожидая помощи, изнурённые трудами и голодом, с каждым днём теряя надежды, люди в страхе смотрели на острые зубья гор, чёрные пасти ущелий и на шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти. (3)В домах боялись зажигать огни, густая тьма заливала улицы, и в этой тьме безмолвно мелькала женщина, с головой закутанная в чёрный плащ.

(4)Люди, увидав её, спрашивали друг друга:

— Это она?

(5)И прятались в ниши под воротами или, опустив головы, молча пробегали мимо неё, а начальники патрулей сурово предупреждали её:

— Вы снова на улице, монна Марианна? (6)Смотрите, вас могут убить, и никто не станет искать виновного в этом…

(7)Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя поднять руку на неё, а она снова тихо, одиноко шла куда-то, немая и чёрная, точно воплощение несчастий города. (8)А вокруг, преследуя её, жалобно ползали печальные звуки: стоны, плач и молитвы.

(9)Гражданка и мать, она думала о сыне и родине: во главе людей, разрушавших город, стоял её сын, весёлый и безжалостный красавец. (10)Ещё недавно она смотрела на него с гордостью, как на добрую силу, рождённую ею в помощь людям города — гнезда, где она родилась сама, родила и выкормила его.

(11)Так ходила она по улицам, и многие, не узнавая её, принимали чёрную фигуру за олицетворение смерти, а узнавая, молча отходили прочь от матери изменника.

(12)Тогда Марианна явилась к защитникам города и сказала:

— Или убейте меня за то, что мой сын стал врагом вашим, или откройте мне ворота, я уйду к нему… (13)Я — мать, я его люблю и считаю себя виновной в том, что он таков, каким стал.

(14)Они открыли ворота пред нею и долго смотрели ей вслед. (15)В лагере врагов заметили её, одну среди поля, и, не спеша, осторожно, к ней приближались чёрные, как она, фигуры.

(16)Подошли и спросили — кто она, куда идёт?

(17)– Ваш предводитель — мой сын, — сказала она, и ни один из солдат не усомнился в этом. (18)Шли рядом с нею, хвалебно говоря о том, как умён и храбр её сын, она слушала их, гордо подняв голову, и не удивлялась — её сын таким и должен быть!

(19)И вот она пред человеком, которого знала за девять месяцев до рождения его, пред тем, кого она никогда не чувствовала вне своего сердца, — в шёлке и бархате он пред нею, и оружие его в драгоценных камнях. (20)Всё так, как должно быть; именно таким она видела его много раз во сне — богатым, знаменитым и любимым.

(21)– Мать! — говорил он, целуя её руки, — ты пришла ко мне, значит, ты поняла меня, и завтра я возьму этот проклятый город!

(22)– В котором ты родился, — напомнила она.

(23)Опьянённый подвигами своими, обезумевший в жажде ещё большей славы, он говорил ей с дерзким жаром молодости:

— Я щадил этот город ради тебя — он как заноза в ноге моей и мешает мне так быстро идти к славе, как я хочу этого. (24)Но завтра я разрушу гнездо упрямцев!

(25)– Где каждый камень знает и помнит тебя ребёнком, — сказала она.

(26)– Камни немы, если человек не заставит их говорить, — пусть горы заговорят обо мне, вот чего я хочу!

(27)– Но люди? — спросила она.

(28)– О да, я помню о них, мать! (29)И они мне нужны, ибо только в памяти людей бессмертны герои!

(30)Она сказала:

— Герой — это тот, кто творит жизнь вопреки смерти, кто побеждает смерть…

(31)Мать всегда против смерти; рука, которая вносит смерть в жилища людей, ненавистна и враждебна Матерям — её сын не видел этого, ослеплённый холодным блеском славы, убивающим сердце.

(32)Весь город казался израненным, и, точно погребальные свечи, зажглись над ним звёзды.

(33)– Может быть, мы обрушимся на него ещё ночью, — говорил её сын, — если ночь будет достаточно темна! (34)Неудобно убивать, когда солнце смотрит в глаза и блеск оружия ослепляет их — всегда при этом много неверных ударов, — говорил он, рассматривая свой меч.

(35)Мать сказала ему:

— Иди сюда, положи голову на грудь мне, отдохни, вспоминая, как весел и добр был ты ребёнком и как все любили тебя…

(36)Он послушался, прилёг на колени к ней и закрыл глаза, говоря: — Я люблю только славу и тебя за то, что ты родила меня таким, каков я есть.

(37)И задремал на груди матери, как ребёнок.

(38)Тогда она, накрыв его своим чёрным плащом, воткнула нож в сердце его, и он, вздрогнув, тотчас умер — ведь она хорошо знала, где бьётся сердце сына. (39)И, сбросив труп его с колен своих к ногам изумлённой стражи, она сказала в сторону города:

— Как человек — я сделала для родины всё, что могла; как мать — я остаюсь со своим сыном!

(40)И тот же нож, ещё тёплый от крови его — её крови, — она твёрдой рукою вонзила в свою грудь и тоже верно попала в сердце, — если оно болит, в него легко попасть.

(По М. Горькому)

ЧЕСТЬ И ПОДЛОСТЬ

(1)Бродили по белому свету Честь и Подлость. (2)К людям прибивались. (3)Дружбу с ними водили. (4)Всяк на свой манер. (5)В города входили, в сёлах поселялись. (6)Бывало, бок о бок жили. (7)Честь всегда Подлость замечала и людям указывала. (8)Подлость же никогда Чести не видела и не верила в неё.

(9)Честь, прямая, как вымуштрованный солдат, верная, как лохматая дворняга, всегда ходила прямыми путями, в дома стучалась только с парадного входа, видела лишь чёрное и белое, а рассуждала так: «Если это не хорошо, то это плохо!» (10)Трудная жизнь была у Чести. (11)Нередко захлопывались перед ней двери подъездов. (12)Часто проклинали её те, с кем шла плечом к плечу, с кем делила свои скудные запасы.

(13)Подлость была толстой и благодушной. (14)Она предпочитала пробираться узкими, кривыми улочками, проникать в жилища потайными ходами. (15)Мир для неё был окрашен в разные цвета, но пользовалась она чаще лишь двумя — розовым и чёрным. (16)Розовым Подлость разукрашивала будущее, которое рисовала очередному приятелю. (17)Чаще всего ей верили. (18)Наверное, потому, что верить розовому завтра гораздо приятней, чем жить трудным, чёрно-белым сегодня. (19)Чёрный цвет Подлость берегла для прощаний, когда вчерашний приятель за розовыми красками нарисованного будущего вдруг начинал видеть развёрзшуюся про пасть настоящего, куда настойчиво и безжалостно сталкивала его коварная спутница.

(20)Но вот что странно: у Подлости было безмерно больше приятелей, чем друзей у Чести, и жили они в роскоши, пользуясь большим влиянием на людей. (21)Честь уважали, но как-то на расстоянии. (22)О любви речи и не шло. (23)Разве что иногда, редко. (24)Тогда Честь расцветала. (25)Она безмерно гордилась своим избранником и шла за ним до последней черты. (26)— В чём же дело? — недоумевала Честь. (27)— Я всюду встречаю почёт и уважение, но везде передо мной стараются закрыть двери, нехотя впускают к себе, а потом часто раскаиваются. (28)Подлость же клянут на каждом перекрёстке, как и должно быть. (29)В то же время ей открываются все двери.

(30)Тогда Честь решила встретиться с Подлостью и выяснить все вопросы, не дающие ей покоя. (31)— Разрешите представиться: я — Честь! — щёлкнув каблуками, вытянулась она перед Подлостью. (32)— Дорогуша, я вас не знаю, — подобострастно улыбаясь, ответила та. (33)— И всё-таки я прошу уделить мне несколько минут. (34)— Поверьте, для меня это огромная радость, и я искренне огорчена, что именно сейчас должна уйти по неотложному делу. (35)— Простите, — возразила Честь, — но я вынуждена настаивать. (36)— Хорошо, хорошо, радость моя, — ещё подобострастнее затараторила Подлость, — я вся в вашем распоряжении. (37)— Скажите, почему, при всей вашей низости, люди больше тяготеют к вам, чем ко мне? (38)Почему, даже наученные горьким опытом родных и близких, вновь и вновь попадают к вам в сети?

(39)— Фи-и, голуба моя, — гнусаво протянула Подлость.

(40)— Ведь это же как дважды два. (41)Я приятна людям надеждой на розовое будущее, ради которого они готовы на всё. (42)Когда перед человеком разворачиваются пусть мнимые, но столь манящие перспективы, он забывает о черноте возможной пропасти, к которой я веду его. (43)Каждый мой клиент не видит, не хочет видеть, что все чудеса нарисованы мной. (44)— Но это же подло! — негодующе воскликнула Честь. (45)— Конечно! — радостно согласилась Подлость. — (46)А, впрочем, радость моя, что вы можете предложить взамен моих розовых иллюзий? (47)Чугунные памятники на каменных пьедесталах? (48)Скупые строчки в запылённых архивах? (49)Но ведь памятников-то единицы, да и холодны они для живущего сегодняшним днём. (50)Ну, а запылившиеся строчки, это… не серьёзно…

(51)Честь задумалась, потом упрямо тряхнула головой:

— Нет. (52)Взамен я предлагаю людскую память. (53)Чистую и незапятнанную. (54)Ту память, которая передаётся от деда к внуку и которая хранится людьми, как самое большое богатство. (55)И гордо скажет потомок о своём предке, что всю жизнь ему порукой была Честь! (56)И никогда ты, Подлость, не убедишь меня, что это не великая перспектива жизни каждого человека на нашей Земле. (57)И сказав так, Честь гордо повернулась и размеренным шагом пошла к людям. (58)— Ха-ха-ха! — громко заквохтала Подлость ей вслед. (59)— Да если бы людская память не была столь короткой, то давно уже не было бы мне места на Земле. (60)Потому-то я и живу в роскоши и вечно жить буду, что у людей нет памяти на меня. (61)Обличают подлость, с корнем, казалось бы, выкорчёвывают, потом вздохнут облегчённо и… забудут. (62)На забывчивости людской, на доверчивости их, как на дрожжах, взрастаю я ещё более жизнестойкой, более изощрённой. (63)И уверенная в себе Подлость неспешно зашагала вслед за Честью.

(По Н. Ананьченко)

ОГЛЯНУТЬСЯ И НЕ РАСПЛАКАТЬСЯ

(1)Люди иногда оглядываются назад и вдруг ужасаются. (2)Не просто удивляются, а именно что ужасаются.

(3)Моё поколение выросло четверть века назад: страшно молвить. (4)Почти как в книге про трёх мушкетёров. (5)В 1991 году я окончил школу. (6)В августовские дни распада СССР оказался в Москве, бродил и смотрел на людей. (7)Люди возбуждёнными колоннами маршировали взад-вперёд. (8)По сути говоря, они тоже тогда были в тренде, в моде — молодые демократы, глашатаи перестройки, сторонники — о чём тогда говорили на каждом углу? — «бригадного подряда», «гласности», «открытых границ», «невидимой руки рынка», «покаяния»…

(9)Теперь я втайне предполагаю, что две трети из тех, кто тогда ходил по Москве и по всем остальным городам России, не стремятся об этом рассказывать внукам…

(10)Гуляя по Арбату — даже я, 16-летний подросток — удивлялся, как, каким образом моя вполне себе просвещённая страна, дошла до такой степени… чего? (11)Да всего чего угодно: разнузданности, лихости, глупости, подлости, открытости, искренности. (12)У меня просили подпись за восстановление монархии, мимо проходили люди, напевавшие «Харе Кришна!», навстречу им шли язычники с витиеватыми языческими свастиками, между них сновали люди со значками «Хочешь похудеть — спроси меня как», здесь же играли в напёрстки, проповедовали свою веру адвентисты, сайентологи, баптисты, антифашисты, телепаты…

(13)Для того чтоб убедиться в кошмаре случившегося с нами, далеко идти не приходилось: достаточно было зайти в любой — городской или сельский — клуб, где молодые люди, мои ровесники, проводили свой незатейливый досуг. (14)Нормальные пацаны вшивали в трико красные полосы — и так ходили, целыми городами, с лампасами: новейшие индустриальные казаки? (15)Просто остолопы? (16)Кто они были? (17)Что с ними было? (18)А эту раскраску девичьих лиц вы помните? (19)Помните их причёски и то, в какой цвет красили волосы старшеклассницы? (20)Самые дикие джунгли, самые хитрые животные джунглей не смогли бы отразить те великолепные цвета. (21)Если б старому мудрому хамелеону предложили спрятаться в причёске старшеклассницы России «эпохи перемен» — он сошёл бы с ума! — он перепробовал бы все свои возможности и на очередной попытке разорвался… (22)Чем они красили свои гривы? (23)Как они их завивали? (24)Где они находили помады и тушь, чтоб довести себя до такого состояния? (25)Демоны! (26)Они были как заблудшие демоны.

(27)А слушали — что мы слушали, какую, с позволения сказать, музыку?! (28)(Верней не мы — а они, я не слушал, и наговаривать на себя не обязан). (29)Начали с группы «Мираж»; следом перешли к «Ласковому маю», будто полвека нас не воспитывали на песнях Утёсова, Вертинского, Марка Бернеса, Кристалинской, Эдуарда Хиля, Муслима Магомаева и молодой Пугачёвой. (30)Ладно бы ещё малолетки западали на Шатунова — нет, его слушала милиция, сельские администрации, учителя средних и высших учебных заведений, на концерты «Ласкового мая» приходили почётные пенсионеры. (31)Где нашли этих пенсионеров, где их держали все предыдущие восемьдесят лет? (32)Они смогли бы победить в самой страшной мировой войне под такие песни? (33)Отчего они себя не спросили об этом?

(34)О, пора открытий! (35)Пора свободы… (36)Неужели это было с нами? (37)…сегодня, как нам кажется, накал страстей уже не тот. (38)Кончилась краска, которой несчастные девушки красили свои гривы. (39)По Арбату ходят вполне приличные люди…

(40)И всё-таки. (41)Прежде чем увлечься чем-нибудь, ну, неважно чем: пирсингом, дайвингом, шоппингом, лизингом, дауншифтингом… — на секунду остановитесь и спросите себя: — Со мной всё в порядке? (42)Не чересчур ли я модный? (43)Сосчитайте до ста. (44)Или хотя бы до десяти. (45)Всё в порядке? (46)Вперёд.

(По З. Прилепину)

АНТИКВАР

(1)Деньги кончились неожиданно, а до пенсии оставалось больше недели… (2)Конечно, можно было позвонить сыну в Ленинград (к Санкт-Петербургу Анна Вячеславовна так и не смогла привыкнуть) и попросить прислать денег, он бы прислал наверняка, немедленно. (3)Но Анна Вячеславовна просить и одалживаться не любила…

(4)Анна Вячеславовна выбрала статуэтку давнишнего немецкого производства и после некоторого раздумья набрала номер телефона антиквара, который может приехать на дом. (5)Антиквар оказался сравнительно молодым человеком приятной наружности, живым, общительным и располагающим к себе. (6)«Ну, показывайте, что у вас тут есть», — по-хозяйски огляделся он. (7)Анна Вячеславовна показала статуэтку. (8)«А вот это что?» — продолжал спрашивать тот, выгребая из горки всё новые и новые предметы. (9)«Что ж это у вас всё Германия, всё послевоенное, а настоящего антиквариата нет?» — спросил молодой человек. (10)Анна Вячеславовна объяснила, что его у неё и быть не может. (11)Жили они до войны в Ленинграде, а в блокаду, она тогда ещё девчонкой была, всё, что было сколько-нибудь ценного, выменяли на хлеб…

(12)Пока пили чай, Анна Вячеславовна рассказывала молодому человеку свою жизнь. (13)Наверное, это было лишнее, но старым людям иногда так хочется что-то рассказывать, и чтобы их слушали. (14)Молодой человек слушал внимательно. (15)«Мы с Алёшей познакомились уже после войны, — рассказывала она, — он был фронтовик, герой, в Академии Фрунзе учился, а я девчонка, школу только заканчивала.

(16)Как увидела его в сквере перед Казанским собором, он с друзьями был, так сразу и влюбилась. (17)В Академии вечера устраивались, мы всегда ходили. (18)Один раз приехал поэт Симонов, стихи свои читал и столько интересного рассказывал. (19)Алёша к нему с книжкой подошёл, он с ней на войне не расставался, потрёпанная такая, в сорок втором издана, “Фронтовые стихи”. (20)Там и “Жди меня”, и “Сын артиллериста”, и “Ты помнишь, Алёша…” (21)Мы все эти стихи наизусть знали. (22)Алёша попросил его на книге расписаться. (23)А тот, как узнал, что его зовут Алёша, написал: “Ты, конечно, помнишь, Алёша, дороги войны… (24)Счастья тебе в мирной жизни!”». (25)Молодой человек заинтересовался: «А увидеть автограф Симонова можно?»

(26)Анна Вячеславовна встала и подошла к книжным полкам.

(27)Достала тоненький ветхий сборник на жёлтой бумаге, старательно упакованный в пластиковый пакет, осторожно вынула и раскрыла первую страницу. (28)Молодой человек внимательно разглядывал симоновский автограф, обратил внимание на год издания, перелистнул несколько страниц. (29)«Добавлю за это тысячу двести, всего будет шестнадцать с половиной», — произнёс он. (30)«Что вы, что вы, — замахала руками Анна Вячеславовна, — это не продаётся»… (31)Анне Вячеславовне хотелось, чтобы он поскорее ушёл, и отчего-то было стыдно.

(32)«Да, вы знаете, у меня к вам будет небольшая просьба, — сказал молодой человек. — (33)У меня есть друг, он фанат Симонова. (34)Можно я возьму вашу книжечку дня на два, другу покажу, он автограф сфотографирует». (35)Анна Вячеславовна хотела отказать, но язык не повернулся. (36)Человек ведь действительно любит Симонова, ему важно этот автограф увидеть своими глазами. (37)Молодой человек расценил молчание как согласие и быстро сунул книжку в сумку.

(38)Через два дня он не появился. (39)На пятый день Анна Вячеславовна позвонила ему сама. (40)«Я в командировке, не в Москве», — ответил молодой человек. (41)После этого разговора прошла неделя. (42)Анна Вячеславовна позвонила ещё раз. (43)«Да-да, я всё помню!» — ответил молодой человек. (44)Так продолжалось с месяц. (45)В конце концов, молодой человек предложил заменить утраченную книжку собранием сочинений Симонова. (46)«Ну как вы не понимаете, — чуть не плакала Анна Вячеславовна, — там же автограф Симонова. (47)Алёше. (48)Это для меня так важно». (49)«Это всего лишь книга, — сказал молодой человек. — (50)Стихи Симонова вы найдёте в любом другом издании, и в Интернете их полно».

(51)Анна Вячеславовна прожила ужасный месяц. (52)Её мучила совесть, она чувствовала себя предательницей — по отношению к Алёше, к совместно прожитым счастливым годам, к совместно нажитым вещам, не представлявшим антикварной ценности, но таким дорогим им обоим. (53)«Прости меня, Алёша», — говорила она всякий раз, засыпая и просыпаясь. (54)Вместо молитвы. (55)Вскоре она слегла и больше уже не вставала.

(По Н. Литвинец)

*Литвинец Нина Сергеевна — Переводчик с немецкого языка, писатель, литературовед, заслуженный работник культуры РФ.

ДРАКА

(1)Я дрался раз в жизни, да и то не с тем, с кем следовало. (2)И вовсе не потому, что не встречал людей, с которыми следовало драться. (3)Таких людей я встречал, но с ними я не дрался, а здоровался за руку, улыбался им, как лучшим друзьям. (4)Потому что я уже стал воспитанным человеком. (5)А в тот раз, когда дрался, я ещё не был воспитанным человеком, меня тогда только воспитывали.

(6)На нашей улице все между собой передрались и выяснили, кто сильнее, а кто слабее. (7)На мою долю выпал мальчик, худой и болезненный, с головой, неуверенно сидящей на тонкой шее, и длинным носом, опущенным вниз, словно он уже заранее признавал своё поражение. (8)С кончика носа свисала маленькая прозрачная капелька, и мальчик шумно втягивал её в нос, как втягивает проводник пассажира, повисшего на ступеньке, когда дан уже сигнал к отправлению. (9)Но пассажир опять повисал, словно ещё не со всеми там, на станции, попрощался, а мальчик снова и снова его втягивал, а потом резко провёл под носом рукой, окончательно высаживая его из поезда, но тут, неизвестно откуда взявшись, пассажир снова повис… (10)И туда, в это место, где уже развивались какие-то драматические события, я ткнул кулаком, и пассажир сразу покраснел и на ходу выпрыгнул из поезда, а за ним стали прыгать остальные, такие же красные, как и он.

(11)— Юшка пошла, — констатировал кто-то из судейской коллегии, и драка была остановлена из-за явного неравенства сил.

(12)Я не запомнил, как звали этого мальчика. (13)Тех, кого бьют, обычно не запоминают, — запоминают тех, кто бьёт.

(14)Мне не хотелось его бить, просто такая сложилась ситуация. (15)Потом сложилась другая ситуация, и мы с ним вместе гоняли в футбол, лазили по крышам и смотрели, как бьют кого-то третьего. (16)И опять менялась ситуация, и снова кто-то кого-то бил, пусть не кулаками, а словами, по-взрослому, но это получалось ещё больней.

(17)Когда взрослый бьёт взрослого, это не всегда даже видно со стороны. (18)Сидят и разговаривают. (19)Стоят и разговаривают. (20)И всё же, если внимательно приглядеться, то увидишь, как маленькие красные человечки панически выпрыгивают на ходу, поезд идёт, как и шёл, но у них у каждого внутри катастрофа.

(По Ф. Кривину)

(1)Прошло три года.

(2)Многочисленная публика собралась в Киеве слушать оригинального музыканта. (3)Он был слеп, но молва передавала чудеса о его музыкальном таланте и его личной судьбе. (4)Говорили, будто в детстве он был похищен из зажиточной семьи бандой слепцов, с которыми бродил, пока известный профессор не обратил внимания на его замечательный музыкальный талант. (5)Другие передавали, что он сам ушёл из семьи к нищим из каких-то романтических побуждений. (6)Как бы то ни было, зала была набита битком, и сбор (имевший неизвестное публике благотворительное назначение) был полный. (7)В зале настала глубокая тишина, когда на эстраде появился молодой человек с красивыми большими глазами и бледным лицом. (8)Никто не признал бы его слепым, если б эти глаза не были так неподвижны и если б его не вела молодая белокурая дама, как говорили, жена музыканта.

(9)Южнорусская публика вообще любит и ценит свои родные мелодии, но здесь даже разношёрстная толпа была сразу захвачена глубокой искренностью выражения. (10)Живое чувство родной природы, чуткая оригинальная связь с непосредственными источниками народной мелодии сказывались в импровизации, которая лилась из-под рук слепого музыканта. (11)Богатая красками, гибкая и певучая, она бежала звонкою струёй, то поднимаясь торжественным гимном, то разливаясь задушевным грустным напевом…

(12)Когда он смолк, гром рукоплесканий охваченной восторгом толпы наполнил громадную залу. (13)Слепой сидел с опущенною головой, удивлённо прислушиваясь к этому грохоту. (14)Но вот он опять поднял руки и ударил по клавишам. (15)Многолюдная зала мгновенно притихла.

(16)В эту минуту вошёл Максим. (17)Он внимательно оглядел эту толпу, охваченную одним чувством, направившую на слепого жадные, горящие взгляды.

(18)Старик слушал и ждал. (19)Он больше, чем кто-нибудь другой в этой толпе, понимал живую драму этих звуков…

(20)И вдруг сердце Максима упало. (21)Из-под рук музыканта опять, как и некогда, вырвался стон. (22)Вырвался, прозвенел и замер. (23)И опять живой рокот, всё ярче и сильнее, сверкающий и подвижный, счастливый и светлый.

(24)Это уже не одни стоны личного горя, не одно слепое страдание. (25)На глазах старика появились слёзы. (26)Слёзы были и на глазах его соседей.

(27)«Он прозрел, да, это правда — он прозрел, — думал Максим. (28)— Да, он прозрел…(29)На месте слепого и неутолимого эгоистического страдания он носит в душе ощущение жизни, он чувствует и людское горе, и людскую радость, он прозрел и сумеет напомнить счастливым о несчастных…»

(30)И старый солдат всё ниже опускал голову. (31)Вот и он сделал своё дело, и он недаром прожил на свете, ему говорили об этом полные силы властные звуки, стоявшие в зале, царившие над толпой…

(В. Короленко)

(1)На сломе отрочества, в преддверии юности меня постигло печальное открытие, что я не имею точки опоры. (2)У меня нет ни способностей, ни хотя бы тяги к чему-либо, кроме чтения книг и футбола.

(3)В раннем детстве я обещал стать художником, но свежесть чистого, не обременённого знанием и предвзятостью восприятия недолго обманывала окружающих, да и меня самого. (4)Так, даже куда лучше, рисовали многие дети. (5)Страстность, с какой я предавался сперва игре в мушкетёров, потом коллекционированию папиросных коробок, марок и, наконец, бабочек, заставляла близких верить, что во мне аккумулирована не совсем обычная энергия. (6)Но шло время, и увлечения замирали одно за другим, не давая даже иллюзии каких-то успехов. (7)Ни одна моя коллекция не достигла уровня хотя бы рядовой маниакальности. (8)А потом была география и безумие географических карт, завесивших все стены комнаты. (9)Но теперь уже никто не считал, что я буду вторым Пржевальским или Миклухо-Маклаем. (10)Вскоре карты отправились туда же, где изгнивали коллекции бабочек, плесневели альбомы с марками, — в залавок на кухне. (11)А потом начались судорожные попытки увлечься химией, физикой, электротехникой и честно-горестные признания: не моё, не моё, не моё…

(12)И только когда я выходил на сыромятницкое футбольное поле, отделённое пропастью от остального мира, и трусцой направлялся в центр, на своё место, всё тягостное, обременяющее, висящее на мне, как вериги: мучительная неудовлетворённость собой; твёрдая уверенность, что мне не стать человеком своего времени — таким в нашей семье считали учёного, инженера, строителя; не покидающая ни на миг убеждённость, что окружающие люди лучше, умнее, талантливее, чище меня; оплошности, неловкости, оговорки, грубость с матерью, несправедливость к другу, боязнь вызова к доске на уроках математики, обиды на учителей, тоска о любимых книжных героях, с которыми никогда не встретиться в жизни, — всё это давящее, угнетающее развеивалось дымом, я становился пустым, лёгким и чистым.

(13)Мгновения, протекавшие от выхода на поле до первого удара по мячу, были для меня самыми лучшими из всего, что дарил футбол. (14)Я чувствовал себя способным взлететь, раствориться в пространстве. (15)Спорт наступал потом, а сейчас свершалось причащение светлой благодати мира. (16)Конечно, так было не всегда, когда-то я просто гонял мяч, упоённо и бездумно, до полного изнеможения, которое тоже было счастьем, ибо ты утолил жажду, взял от жизни всё, что мог. (17)Но в описываемую пору детство и отрочество миновали, начиналось самое грозное — юность. (18)Явления, вещи и обстоятельства утрачивали свой простой смысл и становились знаками какого-то другого, тайного бытия. (19)И сам я уже принадлежал не себе, не очевидности происходящего, а тому, что таилось за покровом…

(20)И вот однажды настал такой незабываемый день, когда наш тренер Жюль Вальдек обзвонил по телефону родителей своих избранников, чтобы узнать, как относятся они к «футбольной карьере» сына. (21)Не знаю, как отнеслись родители Чегодаева и Алексеева к непривычной французской учтивости тренера, но у меня дома звонок Вальдека был воспринят трагически.

(22)— Ты помнишь пророчество Леонардо да Винчи? — обратился ко мне отец, после того как мама разбитым голосом сообщила о звонке Вальдека.

(23)— Какое пророчество?

(24)— «Настанет время, — заговорил отец голосом пророка, — и люди будут бегать за куском свиной кожи, наполненной воздухом, с громкими криками и ругательствами».

(25)— Ругаться на поле запрещено, — машинально сказал я, потрясённый предвидением гения Ренессанса.

(26)— Не в этом дело, — сказал отец. (27)— Леонардо говорит о грядущем футболе как о пришествии Антихриста.

(28)— Мне уже сейчас кажется, — вставила мама, — что человечество делится на спартаковцев и динамовцев.

(29)— Что вы сказали Вальдеку? — спросил я.

(30)— Мы сказали, что не вмешиваемся в твои дела.

(31)— Вы только этим и занимаетесь. (32)Но вы хоть не обхамили его?

(33)— Я думала, что воспитываю человека будущего, учёного или инженера… — далёким, эпическим голосом начала мать.

(34)— Оказывается, я приняла все муки ради левого края или правого инсайда.

(35)— Я центрфорвард.

(36)— Что же ты сразу не сказал! — насмешливо воскликнул отец.

(37)— Тогда дело другое. (38)Миллионы миллионов лет жаждала твоя душа вырваться из мрака небытия, чтобы воплотиться в центрфорварда. (39)А тебе самому не страшно?

(40)— Нет. (41)Я всё равно ничего не умею.

(42)— Ты же отличник!

(43)— В этом весь и ужас. (44)Ребята, которые знают, кем будут, не отличники. (45)А отличники — я, Нина Демидова, Бамик — кем мы будем? (46)И кто мы есть?.. (47)У меня хоть футбол…

(48)— Тебе и семнадцати нет!..

(49)— Когда надо, вы говорите: здоровенный восемнадцатилетний оболтус… (50)Я чувствую себя человеком только на поле.

(51)— Бедный мальчик! — сказала мама. (52)— Бедный, бедный мальчик!

(53)— Слушай! — вскричал отец, осенённый внезапной идеей.

(54)— А почему бы тебе не попробовать писать? (55)У нас в роду все словесники. (56)Вдруг у тебя талант?

(57)— О чём мне написать? — спросил я, приободрённый последней фразой отца.

(58)— Боже мой, об этом не спрашивают! (59)Пиши о том, что тебя волнует. (60)О том же футболе.

(61)— Нет, — сказал я твёрдо. (62)— О футболе я не буду писать.

(63)— Тогда о том, что тебя не так волнует. (64)Чтоб ты мог спокойно подумать, поискать слова для изображения виденного и пережитого. (65)Ну, о какой-нибудь поездке, интересной встрече. (66)Вон Чехов взял и написал рассказ о чернильнице.

(67)— Я что-то не читал… (68)Ладно, попробую. (69)А если из этого ничего не выйдет?..

(70)— Что ж, — отец вздохнул, и я впервые увидел, что он старый человек, — тогда играй в футбол…

(71)Я никогда не обманывал родителей и старался написать как можно лучше о поездке нашего класса в Лосинку, но, видимо, ко мне не перешли гены моих родственников. (72)Отец прочёл моё произведение и не сказал ни слова… (73)Путь в школу Вальдека был открыт…

(По Ю. Нагибину)

(1)Когда-то в России был такой возраст: отрочество. (2)Недаром Лев Толстой так и назвал три части своей трилогии: «Детство», «Отрочество», «Юность». (3)В самом главном нашем Академическом словаре написано, что отрочество — «возраст между детством и юностью».

(4)По-моему, довольно непонятное пояснение. (5)Когда кончается детство? (6)У всех по-разному. (7)У одних — в шесть лет: они уже и младших нянчат, на огороде и во дворе родителям по-взрослому помогают. (8)А приходилось встречать и таких, у кого оно и в 40 лет ещё не кончилось.

(9)Но этот возраст — отрочество — всё равно существует. (10)И он, может быть, самый важный в жизни человека.

(11)В это время складываются привычки. (12)Хорошие или плохие, но на всю жизнь. (13)Совершаются благородные поступки — потому что тяга к добру ещё не задавлена, не скорректирована корыстными или ещё какими-нибудь расчётами. (14)Принимаются важные решения. (15)И некоторые люди следуют тому, что решили в отрочестве, всю свою жизнь.

(16)В это важное, но короткое время или прочитываются некоторые книги — или не прочитываются уже никогда. (17)Потому что есть три закона чтения, и два с половиной из них выведены мною лично.

(18)Первый: нет книг, которые читать — рано.

(19)Второй: есть книги, которые читать — поздно.

(20)И третий: именно в отрочестве надо составить список книг, которые в жизни надо обязательно успеть прочесть. (21)Составить — и после этого отказаться от чтения всякой чепухи, которой сейчас везде — навалом.

(22)Поясню первый закон. (23)Никто не скажет вам заранее, что именно вам читать рано. (24)Потому что — у всех по-разному! (25)Одному — рано, а другому — в самый раз. (26)А его ровеснику до самой старости будет рано: читает — и не может понять, что к чему.

(27)Если вам рано читать эту книжку — вы сами же первый это и заметите. (28)И отло жите её до лучших дней. (29)Так что если книга оказалась вам не по возрасту, не по уму — ничего страшного, вернитесь к ней позже. (30)Но установить это можно, мне кажется, только опытным путём — начав читать. (31)Знаю точно, что одни в 15 лет проглатывали «Преступление и наказание» Достоевского, для других чтение гениального романа было истинным наказанием.

(32)Со вторым законом дело обстоит серьёзнее.

(33)Да, есть такие книжки, которые надо прочесть именно лет в 12, в 14. (34)Во-первых, только в этом возрасте вы получите от неё стопроцентное удовольствие. (35)А во-вторых — создадите себе задел (то есть нужный запас) на будущее. (36)Это же здорово — перечитать когда-нибудь на отдыхе «Приключения Тома Сойера»! (37)Я знаю людей, которые перечитывали эту книжку своего детства — со знакомыми иллюстрациями! — несколько раз: в 25 лет, потом около сорока лет и так далее. (38)Но я не встречала таких, кто уселся читать её первый раз в 40 лет. (39)Во-первых — некогда. (40)Во-вторых — и в голову не придёт. (41)А в-третьих, если и возьмётесь — вряд ли будете читать взахлёб. (42)Так, полистаете с лёгкой улыбкой. (43)«Жаль, — скажете, — что в детстве не попалась…»

(44)В общем, поленился в своё время — проиграл на всю жизнь.

(45)Что касается третьего закона — многие подумают: а что плохого в чтении пустых, попавшихся случайно под руку или просто модных в этот момент книг? (46)Некоторые так и считают — а что? (47)Ничего особенного. (48)Мура , но читать можно.

(49)А дело-то главным образом в том, что плохая книжка навсегда лишает вас возможности прочесть хорошую. (50)Время-то не безразмерное.

(51)Когда я училась в шестом классе и продолжала читать, как говорится, запоем, вдруг вычитала где-то, что человек за жизнь может прочесть, кажется, не более 7 тысяч книг. (52)Неважно, точная это цифра или нет. (53)Важно то, что я пришла в ужас от мысли, что читаемые мною второсортные книги, поглощая отмеренные человеку для чтения часы (их и так не очень много остаётся — от других дел), явно меня чего-то лишают. (54)В первую очередь — возможности прочесть какие-то другие книги — те самые, которые в жизни прочесть необходимо! (55)Я ещё не знала толком — какие. (56)Но уже точно знала, что они есть. (57)У полки (иногда её называют золотая полка), на которой стоят вот эти самые книги, которые надо успеть прочитать до 14–15 лет (ну, в крайнем случае до 17), есть одно свойство: не все видят те книжки, которые на ней стоят. (58)Кто-то и во всю жизнь многих из них так и не увидит и, конечно, не прочтёт.

(59)Не прочитать их так же обидно, как никогда не увидеть, например, другие страны. (60)Если же кто-то скажет: «Подумаешь, какие дела — ну не прочитаю какую-то книжку!..» — так это всё равно, что сказать: «Подумаешь — не увижу какой-то ваш Париж!»

(61)Не будете же вы кидаться объяснять такому человеку, зачем нужно увидеть в жизни Париж или, скажем, Рим. (62)Просто пожмёте плечами, да и всё. (63)Кто-то, может, ещё у виска пальцем покрутит — соображай, мол, что несёшь.

(64)И когда приятель тебе скажет: «Ты что — читать книжку собрался? Зачем тебе это надо?!», то имей в виду: вряд ли всё-таки миллионы людей были глупые, а он — умный. (65)Скорей уж наоборот, вот что я думаю.

(По М. Чудаковой)

*Мариэ́тта Ома́ровна Чудако́ва — советский и российский литературовед, историк литературы, текстолог, доктор филологических наук.

(1)Пошлость, как сказал писатель Владимир Набоков, это «нечто ложно значительное, ложно красивое, ложно умное и ложно привлекательное».

(2)Пошлость есть уязвление нашего чувства прекрасного или приличного, царапина по нашему вкусу. (3)Сосед наш вроде не дурак и не урод, но почти всегда можно пригвоздить его «пошляком». (4)К примеру, он как-то некрасиво, нелепо одет — следовательно, пошляк. (5)Но оденься он безупречно — ещё хуже: только о тряпках и думает. (6)Рассказывает анекдоты при малознакомых дамах — чудовищная пошлость! (7)Говорит о политике — пошло интересничает… (8)Эта музыка будет вечной. (9)Не убережётся никто.

(10)Значение слова до начала XIX века было, в общем-то, безобидным: пошлость — это то, что пошло (в люди, в массы), расхожее, общее, обычное, ординарное. (11)Потом у слова появился особый, оценочный прищур, и уже в словаре В. И. Даля (1847) «пошлый» значит «ныне: избитый, общеизвестный и надокучивший, вышедший из обычая; неприличный, почитаемый грубым, простым, низким, подлым, площадным; вульгарный, тривиальный». (12)Пошлость по Чехову — душная мещанская жизнь без идеалов и стремлений («Меня окружает пошлость и пошлость. …Горшочки со сметаной, кувшины с молоком, тараканы, глупые женщины…»), по Набокову — величественная самодовольная буржуазность и ложная претензия. (13)Основное условие пошлости — поддельность, притворство, фальшивость. (14)К примеру, есть честная нужда, но есть нужда, притворяющаяся нарядной, развешивающая дешёвые постеры с котятами, чтобы скрыть тараканьи пятна на обоях, — фу! (15)Это оно! (16)Пошло отсюда, пошлое!

(17)В раннесоветское время пошлым считали элементарный уют и комфорт. (18) «На „Известиях” лёжа, котёночек греется. (19)А из-под потолочка верещала оголтелая канареица», — глумился Маяковский над нэпманским бытом. (20)Пошлость традиционно находили в сервантах с фарфоровыми слониками, особенная ненависть почему-то доставалась безвинным коврикам с лебедями, а потом и просто настенным коврам, пластмассовым розам и вязаным салфеткам на телевизоре — и с удивительной яростью порицался мир жалких вещиц за одну только робкую, застенчивую претензию на нарядность.

(21)Огнеопасное дело — обличать в пошлости: непременно прилетит бумерангом да заискрит промеж глаз. (22)Все мы живём, увы, в слишком стеклянных домах. (23)Соседка считает пошлой вашу короткую юбку, а вы считаете лютой пошлостью её берет с начёсом, и вам не договориться. (24)Есть критики, рассуждающие о пошлости массовой культуры и ТВ таким плоским, уныло-пафосным, в высшей степени пошлым языком, что после них даже Стас Михайлов покажется мыслящим тростником.

(25)Лев Кассиль, например, полагал, что пошлость совсем не безобидна: «У человека с плохим, пошлым вкусом постепенно вырабатывается неверное отношение к людям, к жизни. (26)Это в свою очередь порождает скверный стиль существования». (27)На это можно возразить: пошлый человек очень даже часто бывает добродетельным. (28)Мало ли мы знаем утончённых эстетов — носителей тяжелейших нравственных патологий? (29)И напротив: безвкусные во многих отношениях люди (и коврики, и сальные анекдоты, и примитивные суждения) могут в какие-то острые моменты демонстрировать такую высокую душу, такое благородство, что только ахнешь. (30)Ибо русский человек широк, сколько бы там его ни хотели сузить, и от противоречий только расширяется.

(31)И всё же. (32)Есть такие виды пошлости, к которым нельзя относиться снисходительно.

(33)Первый — это когда сильные начинают издеваться над слабыми, богатые — над бедными, образованные — над теми, кому с образованием не очень повезло. (34)Мы в последнее время, увы, часто наблюдаем небывалые приливы социального чванства и самого низкопробного снобизма. (35)Вот в карликовом мозгу какой-нибудь гламурной рептилии набухает Мария Антуанетта («нет хлеба — пусть едят пирожные»), и она верещит на все интернеты, что надо сократить пособия и пенсии, хватит паразитировать, быдло надо лишить избирательных прав, а потом, без перехода, про духовное — как искала «розавинький» шёлк для своей кроватки с видом на Лувр. (36)Или какая-нибудь совесть нации причмокивая размышляет про генетические дефекты народонаселения — о нет, он не человеконенавистник, он просто пошляк, но кому от этого легче?

(37)И другая пошлость — когда «знающий жизнь» вползает в чужие восторги. (38)В мире есть иные области, луной мучительно томимы, любовь и поэзия, самоотверженность и благородство, бескорыстие и высокое служение, но пошляк знает по своей свиной философии, что все прекрасные порывы обусловлены инстинктом и кормом, а больше — ничем. (39)Нажористость корыта — его эталон. (40)Любовь для него — игра гормона. (41)Подвиг народа в войне — «забросали пушечным мясом». (42)Стих пишут, чтобы у станка не стоять, а благотворительностью занимаются «для пиару». (43)И далее, и далее, и меркнет свет, и нас всех тошнит, но юная душа, попавшая в зону облучения похабной мудростью, может съёжиться и заболеть.

(44)Такой пошлости — агрессивному жлобству — должно сопротивляться. (45)А всё прочее — нелепое, смешное, неуклюжее, некрасивое — пусть живёт. (46)Жёлтая канарейка, газетный котёночек, Стас Михайлов и ковровый лебедь — тоже краски мира, тоже растения Божьего сада.

(Е. Долгинова*)

*Долгинова Евгения Вячеславовна. Журналист, редактор, писатель, преподаватель творческого письма.

(1)Поэзия стала частью моей жизни с самого раннего детства. (2)Я едва научилась писать и писала большими печатными буквами, не отделяя ещё слово от сло́ва, писала так, как люди говорили, и вот однажды, длинным зимним вечером, в старой хрестоматии мне попалось на глаза маленькое стихотворение, которое начиналось так:

(3)Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл — и вот сама
Идёт волшебница зима…

(4)Я замерла: была как раз зима, и улица, и наш сад были в клокастом инее, в пушистом снегу, и всё в стихе было сказано как будто бы об этом самом, нашем, которое я просто вижу, но в стихе было всё это так удивительно, что я сразу поняла, что зима-то живая, потому что она пришла, что ведь она взаправду волшебница, и север живой — он «завыл», что и стих, и наша заставская зима — это одно, но как это всё в стихе красиво!

(5)Я прочитала стишок ещё раз и ещё, и мне вдруг так захотелось, чтоб всё это ужасно правильное, изумительно красивое про зиму было сказано… мною!

(6)Нет, мне никак не передать сейчас этот первозданный восторг перед животворящим, одухотворяющим чудом поэзии. (7)Да этот восторг вообще ни передать, ни пересказать, ни объяснить нельзя. (8)В этом тайна поэзии, и в тайне этой — её власть.

(9)Воровато оглянувшись, я переписала на большой лист бумаги стишок из хрестоматии, большими печатными буквами, без просветов между словами, засунула хрестоматию далеко-далеко под кушетку, чтобы её больше никто никогда в жизни не нашёл, и побежала к бабе Маше: я сидела как раз у неё.

(10)– Бабушка! — закричала я, дрожа от восторга. (11)– Бабушка, послушай-ка, что я сама сочинила!

(12)– Ай да молодец, — сказала бабушка, — ведь как складно!

(13)И никакого сомнения в том, что это сочинила я сама, у меня больше не было.

(14)И всё-таки первой моей сознательной любовью в поэзии был Лермонтов.

(15)Красота и человечность лермонтовских стихов, неосознаваемые, а потому тем более властные, пленили меня всей силой своею. (16)И если через пушкинские строки я открыла, узнала, что зима — живая и север-ветер — живой, то в лермонтовских стихах мне открылось, что не только всё кругом живое, но всё про меня! (17)Я прочла и тут же запомнила стихи об одинокой сосне, о листочке дубовом, об утёсе и золотой тучке. (18)Как жалко было сосну, утёс, дубовый листок! (19)С тех пор для меня осенью все листья неслись из-за Невской заставы только на юг, и все самые жемчужные облака шли только на юг, и каждому дереву в нашем пыльном и дымном саду снилось другое, далёкое, прекрасное, с которым никогда-никогда не увидеться, но почему же всё это было и про меня?!

(20)О, как я счастлива, что ещё на рассвете сознания мне дано было изведать это упоение, это пленение, эту власть поэзии, это приобщение ко всему миру через её волшебные, непостижимые умом напевы, как счастлива я, что до сих пор она сильнее всего владычит над сердцем и над жизнью моею.

(21)Среди множества ремёсел и искусств, воздействующих на человеческую душу, нет силы более доброй и более беспощадной, чем поэзия. (22)Она всё может. (23)Я утверждаю: она сильнее атомной бомбы — разрушающее и творящее слово, пропитанное кровью любящего сердца, светом ищущего духа, окрылённое великой нашей идеей.

(По О. Берггольц)

О́льга Фёдоровна Бергго́льц — русская советская поэтесса, прозаик и драматург, писательница и военный журналист.

(1)Пропала совесть. (2)По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. (3)Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. (4)Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. (5)Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись. (6) Ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься. (7) И настоящее, и будущее — всё, казалось, так и отдавалось им в руки, — им, счастливцам, не заметившим пропажи совести.

(8)А бедная совесть лежала между тем на дороге, истерзанная, оплёванная, затоптанная ногами пешеходов. (9)Всякий швырял её, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие…

(10)И бог знает, долго ли бы пролежала таким образом бедная изгнанница, если бы не поднял её какой-то несчастный пропойца, позарившийся с пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за неё выпивку.

(11)И вдруг он почувствовал, что его словно пронизала электрическая струя какая-то. (12)Мутными глазами начал он озираться кругом и совершенно явственно ощутил, что голова его освобождается от винных паров и что к нему постепенно возвращается то горькое сознание действительности, на избавление от которого были потрачены лучшие силы его существа. (13)Сначала он почувствовал только страх, тот тупой страх, который повергает человека в беспокойство от одного предчувствия какой-то грозящей опасности; потом всполошилась память, заговорило воображение. (14)Память без пощады извлекала из тьмы постыдного прошлого все подробности насилий, измен, сердечной вялости и неправд; воображение облекало эти подробности в живые формы. (15)Затем, сам собой, проснулся суд…

(16)— Батюшки! не могу… несносно! — криком кричит жалкий пропойца, а толпа хохочет и глумится над ним. (17)Она не понимает, что пропойца никогда не был так свободен от винных паров, как в эту минуту, что он просто сделал несчастную находку, которая разрывает на части его бедное сердце. (18)Если бы она сама набрела на эту находку, то уразумела бы, конечно, что есть на свете горесть, лютейшая всех горестей, — это горесть внезапно обретённой совести.

(19)«Нет, надо как-нибудь её сбыть, а то с ней пропадёшь, как собака!» — думает жалкий пьяница. (20)Озираясь и крадучись, приближается он к питейному дому, в котором торгует старинный его знакомый, Прохорыч. (21)Сначала он заглядывает потихоньку в окошко и, увидев, что в кабаке никого нет, а Прохорыч один-одинёхонек дремлет за стойкой, в одно мгновение ока растворяет дверь, вбегает, и прежде, нежели Прохорыч успевает опомниться, ужасная находка уже лежит у него в руке…

(22)И долго таким образом шаталась бедная, изгнанная совесть по свету, и перебывала она у многих тысяч людей. (23)Но никто не хотел её приютить, а всякий, напротив того, только о том думал, как бы отделаться от неё и хоть бы обманом, да сбыть с рук.

(24)Наконец наскучило ей и самой, что негде ей, бедной, голову приклонить и должна она свой век проживать в чужих людях, да без пристанища. (25)Вот и взмолилась она последнему своему содержателю, какому-то мещанину, который в проходном ряду пылью торговал и никак не мог от той торговли разжиться.

(26)— За что вы меня тираните, — жаловалась бедная совесть, — за что вы мной помыкаете?

(27)— Что же я с тобою буду делать, сударыня совесть, коли ты никому не нужна?

(28)— А вот что, — отвечала совесть, — отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нём! (29)Авось он меня, неповинный младенец, приютит и выхолит.

(30)По этому её слову всё так и сделалось. (31)Отыскал мещанин маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нём совесть.

(32)Растёт маленькое дитя, а вместе с ним растёт в нём и совесть. (33)И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нём большая совесть. (34)И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама.

(По М. Е. Салтыкову-Щедрину)

ЗАМУЖ ЗА БОГАТОГО

(1)Девятилетняя девчушка мечтательно произносит:

(2)— Если у меня будет богатый муж, обязательно куплю «Ягуар».

(3)Между прочим, дочка рядовых и достаточно интеллигентных родителей, которые скромно ездят на многократно битых «Жигулях».

(4)Взрослые посмеиваются — вон куда глядит юное поколение! (5)А у меня лёгкая тревога. (6)Не из-за мечты о шикарной тачке, тут всё нормально, не о «Запорожце» же ей мечтать. (7)Но почему — богатый муж? (8)Могла бы, например, сказать, что вырастет, выучится, заработает кучу денег и купит всё, что душа пожелает. (9)Так нет же, уповает именно на мужа. (10)Выходит, уже и в младших классах угнездилась идея о браке как средстве заработка…

(11)Особенно удивляться нечему.

(12)В переломные моменты истории всё меняется быстро и резко. (13)Карьеры делаются за недели, крупные состояния создаются стремительно, слава буквально лежит на земле: кто первый нагнулся, тот и знаменит. (14)Конечно, как и во всяком деле, везёт единицам, талантливым, решительным или просто удачливым. (15)Но с миллионами самых рядовых людей, не талантливых, не отчаянных и не шибко везучих, произошло то, что называется психологическим шоком. (16)Или, в переводе на наш обыденный, — поехала крыша. (17)Вон сосед разбогател — а я?

(18)Шикарная жизнь, бушующая по соседству, сметает не только моральные нормы, но и обычный здравый смысл. (19)Где добро, где зло, где разумный риск, где откровенная дурь — пойди разбери. (20)В моду вошли небывалые прежде профессии: дилер, брокер, маклер, риелтор, топ-менеджер, депутат, рэкетир, банкир. (21)Всех этих специалистов объединило одно, но важное — высокий заработок. (22)В этом ряду логично возникла ещё одна очень доходная профессия — замуж за богатого.

(23)По телеэкранам нынче толпами бродят разного рода прекрасные няни, длинноногие секретарши, начинающие певички из провинции и прочие золушки, на каждую из которых в конце сериала находится свой принц. (24)Десятки дамских журналов обстоятельно описывают охотничьи угодья, где водятся миллионеры.

(25)Ещё охотней, чем о роскошных свадьбах, дамские издания пишут о роскошных разводах. (26)Какой иск подан в суд, какие доказательства представлены, сколько берёт адвокат, сколько обещает высудить. (27)Всё это, конечно, не точно, по слухам, что осторожные журналисты разумно оговаривают — но какие же красивые слухи!

(28)Шансы на супервыгодное замужество ничтожно малы. (29)Почему же тяга к нему так велика? (30)Почему не единицы, не десятки — тысячи и тысячи девушек всерьёз рассчитывают на удачу?

(31)Возможно, дело в том, что на их иллюзиях жиреет целая индустрия, в которой крутятся огромные деньги.

(32)Чтобы журналу давали дорогую рекламу, нужен солидный тираж. (33)А где его взять? (34)Вот и приманивают сладкой жизнью бесчисленных секретарш и парикмахерш, продавщиц и станочниц. (35)Конечно, с деньгами у бедных девушек перебои — но стоит ли жалеть сотню в месяц, если в перспективе почти гарантированный миллион! (36)Телеаудитория ещё масштабней, рейтинги каналам ещё нужней. (37)Хотите знать, с помощью какого дезодоранта медсестра из провинции вышла замуж за лорда? (38)А ещё она носила ажурное белье нашей фирмы и пользовалась нашей краской для волос. (39)«Л’Ореаль», Париж — ведь вы этого достойны. (40)Не переключайтесь, реклама пройдёт быстро!

(41)Реклама проходит быстро, жизнь тоже. (42)Есть бельё в сеточку, есть чудодейственная краска для волос — всё есть, кроме богатого мужа…

(43)И как решить эту проблему? (44)Выход вижу только один — напрямую обратиться к авантюрным старшеклассницам, загодя планирующим свою сладкую жизнь. (45)Милые вы мои, не рассчитывайте на олигархов, не надейтесь на иностранцев. (46)Надейтесь на себя!

(По Л. Жуховицкому)

ПЛОХОЕ НАСТРОЕНИЕ

(1)Знать бы, откуда оно берётся! (2)Если бы можно было скорее прогнать его. (3)Но оно как погода: никто не знает, откуда, когда, почему… (4)В отличие от погоды, для нашего меняющегося настроения нет даже предсказателей. (5)Нужно просто покориться.

(6)Нет, ни в коем случае! (7)Не может быть и речи о покорности!

(8)Плохое настроение должно нас слушаться!

(9)Плохое настроение — это не то, что я представляю собой, не то, что происходит в глубине моей души, оно лишь обозначает, как я к этому отношусь, и затем, что я даю почувствовать другим людям. (10)Два последних обстоятельства — в нашей власти: мы распоряжаемся ими, и они должны покоряться. (11)Кто этого ещё не понял, должен по возможности скоро научиться понимать, потому что это относится к основам самообладания.

(12)Плохое настроение возникает из внутреннего разлада, основной узел которого остаётся в подсознании, и его нелегко распутать. (13)Этот разлад или, как выражаются лечащие душу врачи, этот «конфликт» возник не вдруг; скорее всего, он сохраняется с детских лет и может внезапно оживиться или слегка обостриться. (14)Возможно, я избавлюсь от него; однако возможно также, что я буду нести его с собою до самой смерти. (15)Да, я буду носить его в себе и его выносить, примирюсь с его существованием, буду вынужден поста- вить его на службу делу, одним словом — я справлюсь с ним творчески. (16)Боже небесный, ведь это не причина «плохого настроения»!

(17)На свете вряд ли найдётся человек, которому не приходилось иметь дело с душевным конфликтом. (18)У каждого он свой, и каждый хотел бы избавиться от него. (19)Неужели поэтому у всех есть право на плохое настроение? (20)Должны ли все по этой причине становиться угрюмыми, ходить со злыми лицами или даже кричать друг на друга?

(21)Внутренний разлад следует воспринимать серьёзно, совершенно серьёзно. (22)Он принадлежит тому, что я есть. (23)Он обозначает одну из моих внутренних жизненных задач. (24)Он может обостриться, создать душевный застой, вызвать дурное настроение. (25)Это дурное настроение остаётся для меня неясным, непроницаемым; оно входит в мою сознательную жизнь и в моё общее самочувствие как необъяснимый факт. (26)Я чувствую себя подавленным, беспомощным, унылым. (27)Из-за этого я раздражаюсь, и этому моему раздражению в виде «плохого настроения» я даю волю в обществе. (28)Так это выглядит на самом деле. (29)Но нельзя, чтобы так было и впредь.

(30)Ясно, что за плохим настроением стоит конфликт. (31)Этот конфликт нужно рассматривать как своего рода творческий заряд и обращаться с ним соответственно. (32)Хорошо, что этот заряд есть; ведь из незаряженного орудия не выстрелишь. (33)Совсем не страшно, что ещё не удалось подчинить себе этот заряд: значит, есть задача и её надо разрешить. (34)Душевный застой неприятен. (35)Но неприятность — всего лишь скорлупа новой силы и новой жизни. (36)Расколи орех — получишь сладкое ядро. (37)Нет причины для дурного настроения! (38)Однако дурное настроение есть. (39)Переноси его спокойно и уверенно! (40)Ты его уже видишь насквозь. (41)Посмотри, конфликт — это обещание, и вскоре ты уже победитель.

(42)Ты вовсе не беспомощен. (43)Ты обрёл мужество, и подавленность пропала. (44)Плохое настроение рассеялось.

(45)Или ещё нет? (46)Так ты понял его творчески-интимную природу и будешь остерегаться делать сокровенное достоянием общества.

(47)Твоё личное дело, как ты относишься к своему внутреннему конфликту, к этому предчувствуемому заряду новых сил. (48)Если ты не умеешь утвердиться внутри себя как победитель, если ты настолько неблагодарен, что, стоя пред главной задачей своей жизни, видишь лишь «трудности» и «неприятности» и становишься «угрюмым», то не выноси хотя бы на люди свою трусость! (49)Сильный характер радуется трудностям и улыбается неприятностям. (50)Чем труднее испытание, тем радостнее победа. (51)Если ты ещё не нашёл в себе этих сил, будь тем не менее уверен, что ты их найдёшь. (52)Не можешь один — ищи помощи, но самое главное — молись: искреннюю молитву всегда услышат. (53)Но только не обнаруживай свою преходящую слабость пред чужими!

(54)Неприлично выбалтывать секреты; а плохое настроение совершает это. (55)Как по-детски — плакать от боли; а плохое настроение — плакса. (56)Как преступно заражать других своей болезнью; а плохое настроение заразно.

(57)Разве ты не знаешь, как спокойно и мило умеет улыбаться превосходящий тебя? (58)Эта улыбка для плохого настроения невыносима.

(По И. Ильину)

(1)Есть старинная украинская легенда. (2)Был у матери единственный сын. (3)Женился он на девушке невиданной красоты. (4)Но сердце у девушки было чёрное, недоброе. (5)Привёл сын молодую жену в родной дом. (6)Невзлюбила сноха свекровь, сказала мужу: (7)«Пусть не заходит мать в хату, посели её в сенях». (8)Поселил сын мать в сенях, запретил ей заходить в хату. (9)Боялась мать показаться злой снохе на глаза. (10)Как только сноха шла через сени, мать пряталась под кровать.

(11)Но мало показалось снохе и этого. (12)Говорит она мужу: (13)«Чтобы и духом матери не пахло в доме. (14)Пересели её в сарай». (15)Переселил сын мать в сарай. (16)Только по ночам выходила мать из тёмного сарая.

(17)Отдыхала однажды вечером молодая красавица под цветущей яблоней и увидела, как мать вышла из сарая. (18)Рассвирепела жена, прибежала к мужу: (19)«Если хочешь, чтобы я жила с тобой, убей мать, вынь из её груди сердце и принеси мне». (20)Не дрогнуло сердце сыновнее, околдовала его невиданная красота жены. (21)Говорит он матери: (22)«Пойдёмте, мама, покупаемся в реке». (23)Идут к реке каменистым берегом. (24)Споткнулась мать о камень. (25)Рассердился сын: (26)«Что ты, мама, спотыкаешься? (27)Почему не смотришь под ноги? (28)Так мы до вечера будем идти к реке».

(29)Пришли, разделись, искупались. (30)Сын убил мать, вынул из её груди сердце, положил в кленовый листок, несёт. (31)Трепещет материнское сердце. (32)Споткнулся сын о камень, упал, ударился коленом, упало горячее материнское сердце на острый утёс, окровавилось, встрепенулось и прошептало: (33)«Сыночек мой родной, не больно ли ты ушиб колено? (34)Присядь, отдохни, потри ладонью ушибленное место».

(35)Зарыдал сын, схватил горячее материнское сердце ладонями, прижал к груди, возвратился к реке, вложил сердце в растерзанную грудь, облил горькими слезами. (36)Понял он, что никто никогда не любил его так преданно и бескорыстно, как родная мать.

(37)И столь огромной и неисчерпаемой была материнская любовь, столь глубоким и всесильным было желание материнского сердца видеть сына радостным и беззаботным, что ожило сердце, закрылась растерзанная грудь, встала мать и прижала кудрявую голову сына к груди. (38)Не мог после этого сын возвратиться к жене- красавице, постылой стала она ему. (39)Не вернулась домой и мать. (40)Пошли они вдвоём степями и стали двумя курганами. (41)И каждое утро восходящее солнце первыми своими лучами озаряет вершины курганов…

(42)Такова легенда, созданная народной мудростью. (43)Нет любви сильнее материнской, нет нежности нежнее ласки и заботы материнской, нет тревоги тревожнее бессонных ночей и несомкнутых глаз материнских.

(44)Сыновняя благодарность… (45)Сколько горьких дум и скорбных минут переживает материнское и отцовское сердце, чувствуя, что сын или дочь равнодушны, бессердечны, что они забыли о добре, сделанном для них матерью и отцом. (46)И нет выше радости для человека, чувствующего приближение сумерек своей жизни, чем радость, источник которой есть признательность детей за добро и благо, созданные родителями во имя добра и блага детей. (47)Неблагодарный сын, неблагодарная дочь — в сокровищнице народной морали это, пожалуй, самое острое, самое глубокое осуждение человеческих пороков.

(По В. Сухомлинскому)