(1)Байкал, казалось бы, должен подавлять человека своим величием и размерами — в нём всё крупно, всё широко, привольно и загадочно — он же, напротив, возвышает его. (2)Редкое чувство приподнятости и одухотворённости испытываешь на Байкале, словно в виду вечности и совершенства и тебя коснулась тайная печать этих волшебных понятий, и тебя обдало близким дыханием всесильного присутствия, и в тебя вошла доля магического секрета всего сущего. (3)Ты уже тем, кажется, отмечен и выделен, что стоишь на этом берегу, дышишь этим воздухом и пьёшь эту воду. (4)Нигде больше не будет у тебя ощущения столь полной и столь желанной слитности с природой и проникновения в неё: тебя одурманит этим воздухом, закружит и унесёт над этой водой так скоро, что ты не успеешь и опомниться; ты побываешь в таких заповедных угодьях, которые и не снились нам; и вернёшься ты с удесятерённой надеждой: там, впереди, обетованная жизнь…

(5)А очищающее, а вдохновляющее, а взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.. (6)Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует.

(7)Вернувшись однажды с прогулки, Л. Н. Толстой записал: (8)«Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в человеке чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? (9)Всё недоброе и в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой — этим непосредственным выражением красоты и добра».

(10)Природа сама по себе всегда нравственна, безнравственной её может сделать лишь человек. (11)И как знать, не она, не природа ли и удерживает в немалой степени нас в тех более или менее разумных пока ещё рамках, которыми определяется наше моральное состояние, не ею ли крепится наше благоразумие и благодеяние?! (12)Это она с мольбой, надеждой и предостережением денно и нощно глядит в наши глаза душами умерших и неродившихся, тех, кто был до нас и будет после нас. (13)И разве все мы не слышим этот зов? (14)Когда-то эвенк на берегу Байкала, перед тем как срубить для надобности берёзку, долго каялся и просил прощения у берёзки за то, что вынужден её погубить. (15)Теперь мы стали иными. (16)И всё-таки не оттого ли и в состоянии мы удержать занесённую уже не над берёзкой, как двести и триста лет назад, а над самим батюшкой Байкалом равнодушную руку, что возвращаем ему сторицей вложенное в нас природой, в том числе и им?! (17)За добро добром, за милость милостью — по извечному кругу нравственного бытия…

(18)Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом. (19)Он никогда не отказывался помогать человеку, но только в той мере, чтобы вода оставалась чистой, красота непогубленной, воздух незасорённым, а жизнь в нём и вокруг него — неиспорченной.

(20)Это прежде всего необходимо нам.

(21)Байкал, Байкал…

(22)Он давно уже стал символом наших отношений с природой, и оттого, быть или не быть в чистоте и сохранности Байкалу, зависит ныне слишком многое.

(По В. Распутину)

(1)«Покажите, какие поёте вы песни, и я скажу, что вас ждёт впереди», — мог бы ответить тот, к кому обратились бы за судьбой народа. (2)Для этого не нужно быть оракулом.

(3)«…и я скажу, чем вы больны», — продолжил бы второй, не будучи врачом.

(4)«…я увижу, во что вы веруете, чему поклоняетесь, знаете ли вы границу между добром и злом», — мог бы подхватить третий.

(5)И тут нет преувеличения. (6)Культура народа как сумма этических и эстетических ценностей показывает в его прошлом, настоящем и будущем слишком многое. (7)Она есть мера глубины и состоятельности, прочности и талантливости народа. (8)Звук образной отзывчивости — это эхо отзывчивости сердечной. (9)Культура возникла и веками развивалась как музыкальное сопровождение человека, как постепенное и таинственное извлечение его нетелесной фигуры. (10)Человека создал труд, но если бы в нашем далёком предке не зазвучала одновременно мелодия, едва ли он пошёл бы дальше того вида, который в науке называется «человеком умелым», что равнозначно умелому зверю. (11)Подобно Туринской плащанице, в которую оборачивали снятого с распятия Христа и которая вот уже скоро две тысячи лет сохраняет его облик, культура оставляет беспристрастный оттиск нашего портрета.

(12)Для культуры, для искусства излишне добавлять, что они обязаны быть гуманистическими. (13)Негуманистической культуры не должно существовать. (14)Это значило бы, что человек сознательно решил вернуться в скотское состояние. (15)То, что называет себя иной раз культурой, что рядится в её одежды, не имея сути, бывает или самозванством, или подражательством, или проходимством. (16)Это Волк из известной народной сказки, перековавший грубый голос на тонкий, чтобы выдать себя за мать семерых козлят. (17)С тем же результатом для бедных козлят. (18)Искусство — это праведный и чистый голос человечества в целом и каждого народа в отдельности, духовная и эстетическая побудительная высота, осуществлённая мечта человека, ухваченное перо Жар-птицы и прометеев огонь человеческих исканий и побед. (19)Искусство является тогда, когда человеку дано преодолеть силу земного притяжения и вознестись в ту высь, где начинается творец, испытав при этом все муки и радости творца. (20)Надо, вероятно, уточнить: творец — это тот, кто создаёт гармонию и красоту, кто способствует ладу и миру в жизни; действия того, кто разрушает их под видом нового искусства, вносит в них диссонанс и аритмию, должны иметь другое обозначение.

(В. Распутин)

СТАРАЯ ЧЕРЕПАХА

(1)– Мама, смотри! — раздался ликующий Васин вопль.

(2)Она подошла к сыну. (3)В углу зоомагазина, на дне выстланного соломой ящика, шевелились две крошечные черепашки. (4)Они были не больше Васиного кулака, удивительно новенькие и чистенькие. (5)Черепашки бесстрашно карабкались по стенкам ящика, проворно двигая светлыми лапками с твёрдыми коготками.

(6)– Мама! — проникновенно сказал Вася, он даже не добавил грубого слова «купи».

(7)– Хватит нам возни с Машкой, — устало отозвалась мать.

(8)– Мама, да ты посмотри, какие у них мордочки!

(9)Вася никогда ни в чём не знал отказа, ему всё давалось по щучьему веленью. (10)Это хорошо в сказке, но для Васи сказка слишком затянулась. (11)Осенью он пойдёт в школу. (12)Каково придётся ему, когда он откроет, что заклинание утратило всякую силу и жизнь надо брать трудом и терпением? (13)Мать отрицательно покачала головой.

(14)– Нет, три черепахи в доме — это слишком!

(15)– Хорошо, — сказал Вася с вызывающей покорностью. (16)– Если так, давай отдадим Машку, она всё равно очень старая.

(17)Не было на свете более ненужного существа, чем Машка, но и она на что-то годилась: на ней можно было сидеть и даже стоять. (18)Днём старая черепаха всегда хоронилась в укромных местах, но сейчас Васе повезло: он сразу обнаружил Машку под своей кроватью. (19)Вася спрятал Машку под рубаху и быстро вышел на улицу.

(20)Над поредевшим, полусонным от жары базаром высоко и печально звучал детский голос:

(21)– Черепаха! (22)Продаётся черепаха!

(23)Вася произносил эти слова всё глуше, он словно и боялся, и хотел быть услышанным.

(24)– Ого, черепаха! (25)Вот это-то мне и надо! (26)Продаёшь, малец?

(27)Перед Васей стоял рослый, плечистый человек и с каким-то детским восхищением глядел на старую черепаху.

(28)– Да…

(29)– Сколько просишь?

(30)– Девять… — смущённо сказал Вася, припомнив цену, какую в зоомагазине просили за двух черепашек.

(31)Мужчина отдал деньги, сунул Машку в широкий карман своей куртки и пошёл к дому с палисадником, в котором он жил, а Вася растерянно глядел ему вслед. (32)В носу у него странно пощипывало, но он нахмурил брови, задержал на миг дыхание, и пощипывание прекратилось. (33)Тогда он крепко зажал в кулаке деньги и со всех ног бросился к зоомагазину.

(34)Когда Вася принёс домой двух маленьких черепашек и в радостном возбуждении поведал матери о всех своих приключениях, она почему-то огорчилась, но не знала ни что сказать, ни как поступить в этом случае. (35)А раз так, лучше обождать и подумать — дети такие сложные и трудные люди…

(36)Ложась спать, он сказал матери счастливым, усталым, полусонным голосом:

(37)– Знаешь, мама, я так люблю этих черепашек!

(38)– Выходит, старый-то друг не лучше новых двух, — заметила мать, наклоняясь к сыну и накрывая его одеялом.

(39)Бывают слова, как будто простые и безобидные, которые, будучи сказаны ко времени, вновь и вновь возникают в памяти и не дают тебе жить.

(40)«Но что я такое сделал? — спрашивал он себя с тоской. (41)–Продал старую, совершенно ненужную мне черепаху». (42)– «Да, она тебе не нужна, — прозвучал ответ, — но ты ей нужен. (43)Всё, что есть хорошего на свете, было для тебя, а ты для кого был?» (44)– «Я кормлю птиц и рыб, я меняю им воду». (45)– «Да, пока тебе с ними весело, а не будет весело, ты сделаешь с ними то же, что и с Машкой». (46)– «А почему же нельзя так делать?»

(47)Вася не мог найти ответа, но ответ был в его растревоженном сердце, впервые познавшем простую, но неведомую прежде истину: не только мир существует для тебя, но и ты для мира. (48)И с этим новым чувством возникло в нём то новое неотвратимое веление, название которого — долг — Вася узнает гораздо позднее. (49)И это веление заставило Васю вскочить с кровати и быстро натянуть одежду. (50)Возможно, что мать сквозь сон уловила какой-нибудь непривычный шум или почувствовала тревожную пустоту комнаты, в которой больше не было её сына. (51)Мать заглянула в черепаший ящик — черепашек не было, и она сразу всё поняла. (52)Набросив на плечи плащ, она вышла из дому и быстро зашагала туда, где, по рассказу Васи, находился белый домик с палисадником. (53)Вскоре она увидела впереди фигурку сына.

(54)Она шла и думала о том, что очень трудно вырастить человека, для этого надо глубоко и трудно жить, и какое счастье, если у её мальчика будет сильное и верное сердце. (55)Мать не окликнула Васю, она решила охранять его издали, чтобы не помешать первому доброму подвигу своего сына…

(По Ю. Нагибину)

(1)Мы живём в век кризиса мировой совести. (2)Именно этим объясняется мировое неблагополучие.

(3)Но откуда взялась человеческая совесть? (4)Если исходить из эволюционного предположения, что в борьбе за существование более совестливые побеждают менее совестливых, подобно тому как более сильные животные побеждают менее сильных и, овладев самкой, дают в конечном итоге более сильное потомство, то мы, сохраняя ясность мысли, упираемся в тупик.

(5)Практика нашей сегодняшней жизни и жизни в обозримой истории человечества показывает, что, как правило, именно бессовестные побеждают совестливых. (6)Бессовестность обычно нападает коварно и неожиданно, а совесть не готова к неожиданному нападению, потому что её внимание, как правило, сосредоточено на самой себе, то есть на носителе собственной совести. (7)Наша совесть прежде всего сторожит нас самих.

(8)Но, несмотря на все победы бессовестности, совесть продолжает всё-таки жить в сердцах всех народов как высшее свойство человеческой души. (9)Если бы совесть имела земное происхождение, она давно бы вымерла, как динозавры.

(10)Некоторые мыслители, а чаще — политические злодеи, пытались доказать, что совесть — архаический предрассудок или имеет классовый или расовый характер. (11)Народы, принявшие подобные учения, как правило, освобождались от тормозов совести, приобретали динамическую силу и сравнительно легко завоёвывали другие народы. (12)Однако в конце концов они неизменно разваливались и побеждались. (13)Думаю, что совесть порабощённых народов к этому времени успевала повернуться к этому миру и возмутиться. (14)Человек с возмущённой совестью делается в конечном итоге сильнее освобождённого от совести при прочих равных условиях. (15)Он понимает, пусть даже подсознательно, что он защищает порядок вещей, выше которого нет ничего на земле.

(16)Совестливый человек вообще отличается необыкновенной быстротой осознания собственной несправедливости и, наоборот, замедленно осознаёт проявление бессовестности другим, потому что она исходит из собственной психологии и пытается найти скрытые пружины в бессовестном поступке, которые как бы объяснят кажущуюся бессовестность.

(17)Зависит ли совесть человека от степени его цивилизованности? (18)Я думаю — не зависит. (19)Я встречал в абхазских деревнях старушек, имеющих самые дикие представления о реальном состоянии мира и при этом живших по законам самой утончённой совести. (20)И встречал людей высокообразованных и при этом проявляющих самую дикую бессовестность.

(21)Совесть, как музыкальный слух, даётся от рождения. (22)Культура, я думаю, прочищает этот слух, делает человека, можно сказать, этически грамотней, но природную силу слуха не увеличивает.

(23)Можно ли представить мир в далёком будущем юридически настолько изощрённым, что совести нечего будет делать, ибо всякий бессовестный поступок будет караться законом? (24)Нет, мир никогда не будет столь юридически изощрённым, чтобы уследить за каждым бессовестным поступком. (25)Всегда будут тысячи случаев, когда человек правильно может решить вопрос только сам, прислушиваясь к голосу совести, или не решать его, заглушая этот голос. (26)Совесть будет нужна всегда.

(27)Можно ли воспитать совесть? (28)Практически — можно. (29)Строго теоретически — сомнительно. (30)Кроме редчайших уродов, совесть, хоть и слабо выраженная, есть у каждого человека. (31)Если человек со слабо выраженной совестью, предположим, попадает в коллектив, которым дорожит по своим профессиональным склонностям, и видит, что в этом коллективе господствуют совестливые отношения, он заставляет себя придерживаться уровня этих отношений. (32)В данном случае можно сказать, что он боится не столько бессовестного поступка, сколько оглашения его. (33)Это уже воспитание, то есть осознание границ нравственности, пусть даже механическое. (34)Его правильное поведение становится привычкой, правда, скорее всего до первого большого соблазна.

(По Ф. Искандеру)

(1)Если от мыса Телок долго идти по просёлку в глубь леса, то обязательно выйдешь на просеку и остановишься поражённый. (2)Твоим глазам предстанет что-то необычное и яркое в дальнем конце её. (3)И, только догадываясь, ещё не поверив до конца и не понимая, ты осторожно пойдёшь по травянистой тропе и очутишься на поляне, в центре которой стоит железный солдат с автоматом, склонившись над братской могилой.

(4)После кипучего, устремлённого к солнцу Картунского бора, после сладкой земляники и мягких светлых трав — после всего мирного, шелестящего и живущего — это настолько неожиданно, что замираешь на месте, забыв о ягодах, которые крепко сжимаешь в руке. (5)Война! (6)Вот она! (7)Неожиданная, заставшая тебя врасплох, когда ты меньше всего ожидал. (8)Как всякая война.

(9)Заборчик, свежие полевые цветы положены у железных ног солдата.

(10)И вдруг чувствуешь, как тебя с силой ударяет в грудь. (11)Боже мой! (12)И тут она, и сюда проникла! (13)А сколько же таких безымянных уголков по всей моей земле! (14)Мне порой кажется, что вся она, земля, планета наша, стала на полметра выше от этих бесконечных братских могил.

(15)Кто они? (16)Мальчики лет по двадцати? (17)Они, может, и в походы не успели ни разу сходить и Селигер в первый раз увидели не синий, в белых лебединых облаках, а красный, да чёрный, да никакой потом…

(18)Парень один на турбазе говорил:

(19)— Знаешь, у меня отец погиб где-то здесь… (20)Где? (21)Не знаю. (22)Понимаешь, я нашёл старое извещение, что пал смертью героя в районе озера Серого, на Ленинградском фронте. (23)Я тогда малый был, не понимал ничего, а теперь вот новая справка: оказалось, что нет такого озера — Серого, а есть Селигер. (24)Вот я и приехал, не искать, конечно, а посмотреть. (25)Понимаешь?

(26)И больше он ничего не сказал.

(27)«Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины в Великой Отечественной войне 1941–1945». (28)И всё. (29)Ни фамилий. (30)Ни имён. (31)И стоит солдат и железно молчит об этих людях. (32)Безымянных, полёгших здесь. (33)И думает. (34)Долго. (35)Вечность. (36)Знает он тех, кто добирается сюда в лесную чащу и кладёт сорванные по дороге цветы. (37)Но об этом он тоже молчит. (38)Да что там, наши же люди. (39)Те же безымянные. (40) От безымянных — безымянным. (41)В безымянном лесу.

(42)Много раз я бродил по лесу, то ли продираясь через колючий ельник, то ли собирая в ладонь пресноватую, красного густого мяса малину, и неожиданно сталкивался с этой войной. (43)Однажды мы нашли каску. (44)В другой раз пуговицу со звездой. (45)А один раз, отдыхая после долгого кружения по сырым буеракам с шапкой, полной лисичек, я неожиданно обнаружил, что сижу на краю окопа. (46)Он был вырыт буквой «Г», и на дне его росли мелкие кустики малины. (47)Оглядевшись, я увидел вокруг ещё такие же окопы. (48)А потом и огромную воронку с крупными, чуть ли не выше щиколотки зарослями костяники, чьи ягоды были похожи на разбрызганную кровь.

(49)И опять словно меня неожиданно ударили, и показалось совсем явственно, что пахнет порохом и где-то стреляют и кричат. (50)Впрочем, может, так оно и было: по соседству остановились туристы, которые жгли костёр.

(51)В пятьдесят четвёртом году мы сидели у костра близ турбазы и разговаривали. (52)Я и мои друзья, человек семь. (53)Мы болтали, немного лениво, развалясь и подставив ноги огню. (54)А кто-то сказал:

(55)— Видели мы сегодня, как на барже гробики везли. (56)Штук сто, да такие маленькие, ну, словом, детские совсем.

(57)— Может, эпидемия? — спросили его.

(58)Антон, наш капитан, сказал, пошевелив веткой в костре:

(59)— Не эпидемия это. (60)Кости наших солдат собирают из разных мест захоронения и в общую братскую могилу перевозят.

(61)Ночь стала глуше. (62)Мы замолчали. (63)Мы молчали долго и трудно, глядя в костёр. (64)В тот вечер мы пели тихие солдатские песни про землянки да тёмные военные ночи, и странно волновали эти песни, сбитые из хриплых мужских голосов.

(65)У всех у нас было что-то солдатское в крови, в такое уж мы жили время.

(66)Однажды мы загорали у речки и Витька сказал, тронув продолговатый рубец на плече:

(67)— Это мне в Венгрии.

(68)— Ты… (69)Был тогда там?

(70)— Ага, — сказал Витька и лёг на спину.

(71)Я лёг и никак не мог успокоиться: я вдруг понял, что сегодня тоже стреляют и где-то, может быть, сию минуту из дула уходит пуля, разыскивая нас…

(По А. Приставкину)

(1)В густом тонкоствольном осиннике я увидел серый в два обхвата пень. (2)Пень этот сторожили выводки опят с рябоватыми шершавыми шляпками. (3)На срезе пня мягкою шапкою лежал линялый мох, украшенный тремя или четырьмя кисточками брусники. (4)И здесь же ютились хиленькие всходы ёлочек. (5)У них было всего по две-три лапки и мелкая, но очень колючая хвоя. (6)А на кончиках лапок всё-таки поблёскивали росинки смолы и виднелись пупырышки завязей будущих лапок. (7)Однако завязи были так малы и сами ёлочки так слабосильны, что им уже и не справиться было с трудной борьбой за жизнь и продолжать рост.

(8)Тот, кто не растёт, умирает! — таков закон жизни. (9)Этим ёлочкам предстояло умереть, едва-едва народившись. (10)Здесь можно было прорасти. (11)Но нельзя выжить.

(12)Я сел возле пенька и заметил, что одна из ёлочек заметно отличается от остальных, она стояла бодро и осанисто посреди пня. (13)В заметно потемневшей хвое, в тоненьком смолистом стволике, в бойко взъерошенной вершинке чувствовались какая-то уверенность и вроде бы даже вызов. (14)Я запустил пальцы под влажную шапку мха, приподнял её и улыбнулся: (15)«Вот оно в чём дело!» (16)Эта ёлочка ловко устроилась на пеньке. (17)Она веером развернула липкие ниточки корешков, а главный корешок белым шильцем впился в середину пня. (18)Мелкие корешки сосали влагу из мха, и потому он был такой линялый, а корешок центровой ввинчивался в пень, добывая пропитание.

(19)Ёлочка долго и трудно будет сверлить пень корешком, пока доберётся до земли. (20)Ещё несколько лет она будет в деревянной рубашке пня расти из самого сердца того, кто, возможно, был её родителем и кто даже после смерти своей хранил и вскармливал дитя.

(21)И когда от пня останется лишь одна труха и сотрутся следы его с земли, там, в глубине, ещё долго будут преть корни родительницы-ели, отдавая молодому деревцу последние соки, сберегая для него капельки влаги, упавшие с травинок и листьев земляники, согревая его в стужу остатным тёплым дыханием прошедшей жизни.

(22)Когда мне становится невыносимо больно от воспоминаний, а они не покидают, да и никогда, наверное, не покинут тех, кто прошёл войну, когда снова и снова передо мной встают те, кто пал на поле боя, а ведь были среди них ребята, которые не успели ещё и жизни-то как следует увидеть, ни полюбить, ни насладиться радостями мирскими и даже досыта поесть, — я думаю о ёлочке, которая растёт в лесу на пне.

(По В. Астафьеву)

РУССКИЕ ЛЮБЯТ ТОМА СОЙЕРА, НО…

(1)К богатым и богатству у нас отношение всегда было очень сложное, одним словом не выразишь. (2)Тут и ненависть, и зависть, и подобострастие, и презрение… (3)Но в основе — ничего не попишешь! — лежит неприязнь. (4)В русских народных сказках богачи и жадины — среди злодеев. (5)Вспомним общеизвестную сказку о золотой рыбке (её больше знают в переложении Пушкина). (6)Неуёмная жажда всё большего обогащения и власти воспринимается анонимным сказителем как нечто греховное, а потому заслуживающее кары — разбитого корыта.

(7)И совершенно противоположная идея заложена в популярнейшей сказке про Кота в сапогах. (8)Здесь жажда обогащения не только не наказывается, а возводится в ранг добродетели. (9)Более того, Кот в сапогах выглядит настоящим героем! (10)А вот герой русской сказки Никита Кожемяка, «сделавши святое дело, не взял за работу ничего, пошёл опять кожи мять».

(11)Возьмём произведения властителей наших дум — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Достоевского, Толстого, Тургенева, Чехова…

(12)Надо же, никто не воспел богатство, частную собственность и деловую хватку! (13)Допустим, это литература. (14)Вымысел. (15)А жизнь выдвигает других героев. (16)Где ты, русский Рокфеллер, Форд, Ротшильд? (17)Минин и Пожарский есть. (18)Суворов и Кутузов есть. (19)Есть, конечно, и Савва Морозов, и Савва Мамонтов, и Третьяков, и Щукин. (20)Но они запомнились не нажитым богатством, а истраченным. (21)Один тратил свои миллионы на революцию, три других содержали художников и создавали галереи.

(22)Ладно, это всё дело прошлое, а «новое поколение выбирает пепси»… (23)Послушаем, что говорит новое поколение, причём не молодёжь, а малыши лет пяти-шести, родившиеся уже в постперестроечную эпоху. (24)Сидят у телевизора, смотрят диснеевский мультсериал «Утиные истории», целиком посвящённый теме обогащения. (25)Ради золота герои готовы отправиться куда угодно: в прошлое, в будущее, в дебри Амазонки, на морское дно. (26)Наши дети готовы с утра до ночи следить за их приключениями. (27)Но спросите, как они относятся к дядюшке Скруджу? (28)Утята, проекция американских детей, часто восклицают: «Когда я вырасту, я буду таким же, как дядюшка Скрудж!» (29)А нашему ребёнку он не очень нравится, потому что он, как считают дети, богатый и жадный.

(30)— Совковая психология! — скривится презрительно либерал.

(31)Ну, во‑первых, мы уже показали гораздо более ранние истоки этой психологии. (32)А во‑вторых, относиться к ней можно по-разному. (33)Австрийский психолог, которому мы рассказывали о принципах нашей работы, с завистью воскликнул: (34) «Наши дети, к сожалению, мечтают только об одном: стать богаче».

(35)Нет, почему же? (36)И наши малыши не прочь разбогатеть.

(37)Но их желание разбогатеть какое-то своеобразное: (38)«Я хочу быть богатым только наполовину и отдавать всё остальное бедным» (из материалов социологического опроса).

(39)Органичное соответствие поведения человека нормам национальной культуры — важнейший ориентир в воспитании. (40)Более того, мы абсолютно уверены, что это не столько этический вопрос или вопрос вкуса. (41)Это залог психического здоровья. (42)Традиционная нравственность — это устои, а устои для того и существуют, чтобы придавать устойчивость, стабильность человеку и обществу.

(43)И второе соображение. (44)Ребёнок, воспитанный вне традиции, будет чувствовать себя дискомфортно ещё и потому, что окружающие — и дети, и взрослые — будут смотреть на него в лучшем случае пренебрежительно-отчуждённо, а в худшем — с откровенной враждебностью. (45)И это неминуемо скажется на психике, на мировосприятии, на судьбе.

(По материалам журнала «Спутник»)

БОЖЬЯ ТВАРЬ

(1)Не знал, что столько даёт, столько открывает человеку собака. (2)А это даже и не собака, а собачонка, помесь дворняжки с терьером – метис. (3)Невзрачное существо, красавцем уж никак не назовёшь, когда, например, завалившись на спину, щерится* от хозяйской ласки. (4)Выставляя неровный ряд зубов (впрочем, дробящих успешно любую кость). (5)Но глаза… (6)Иногда даже жутко, когда смотришь в них, — всё, кажется, понимающие.

(7)Поразительна чуткость его к настроению, мыслям человека. (8)Иногда делаю то же самое, что и при выходе с ним на прогулку (обуваюсь, беру ключи в руки), но он не трогается с места, наблюдая за мною, как будто читая мои мысли («мне надо отправиться по своим делам, тебя, Пепик, не могу взять с собой»). (9)Но когда без всякого «пойдём гулять» я собираюсь к выходу с мыслью, что пойдём вместе с ним, — он навостряется, подбегает ко мне, бросается к двери.

(10)Ему уже семь лет, он не приучен ни к какому собачьему языку, и я не могу почему-то говорить с ним на «фу» и подобных наречиях. (11)Я обращаюсь к нему на нормальном человеческом языке, он, конечно, ничего не понимает, но смотрит так, как будто всё понимает. (12)А то подойдёт, уткнётся в колени, сгорбится, опустив голову, как ослик. (13)Раб, раб! (14)Ну, веселее, Пепик! (15)Хватит. (16)И без * Щериться — улыбаться.

тебя довольно кругом рабского вида. (17)Бывает, тяжеловато у хозяина на душе, мой Пепик весь как-то притихнет, ляжет рядом, а то, прижавшись к ноге, начинает лизать носок.

(18)Божья тварь, рождённая в назидание нам — чтобы радовать человека. (19)Учить его радости бытия, блаженству каждого мгновения. (20)Не знает это существо ни скуки, ни раздражения, ни пресыщения. (21)Сплошная любовь под этой шёрсткой. (22)Я и раньше слышал, что животные имеют душу, но вот и сам я на днях вычитал об этом из творения одного из святых подвижников — Антония Великого. (23)И на моего четвероногого дружка смотрю уже иными глазами. (24)«Милый мой, у тебя ведь тоже душонка имеется! (25)Потому-то у тебя такой проникающий в мою душу взгляд».

(По М. Лобанову)

(1)Последние годы прадед был почти совсем слеп, отличал только свет от тьмы: видел окно, горящую лампу. (2)Читать он уже давно не мог, но правнучка Дина запомнила его почему-то с толстой тяжёлой книгой на коленях. (3)Разговаривал он мало, но постоянно что-то шептал так тихо, что почти неслышно.

(4)Когда брату Алику исполнилось десять лет, прадед подарил ему часы. (5)Это был невиданно богатый по тем временам подарок. (6)Часы были на тонком коричневом ремешке, формой напоминали кирпичик, у циферблата было торжественное выражение лица.

(7)Ни у кого в классе часов не было. (8)Ни у кого во дворе часов не было. (9)А у Алика — были, пять минут он смотрел на часы и всё удивлялся, какие же минуты разные: некоторые еле-еле тянутся, а другие быстрые, проскакивают незаметно.

(10)Однажды утром, недели через две после того, как подарили часы, Алик ушёл в школу, оставив часы на стуле возле кровати. (11)После завтрака Дина обнаружила часы, осторожно взяла их — и надела. (12)Прадед покачал головой. (13)Он часто качал головой, словно о чём-то сокрушался.

(14)На заднем дворе ребята играли в волейбол. (15)Дина попросилась, её приняли неохотно: играть толком она не умела. (16)Дина подняла руки с растопыренными пальцами и стала ждать, когда мяч шлёпнется о них. (17)Наконец долгожданный мяч, направленный чьей-то завистливой рукой, с силой ударился о запястье, и часы брызнули в разные стороны — отдельно механизм, отдельно стёклышко. (18)С жалким звоном оно стукнулось о землю и подскочило, сверкнув на солнце. (19)На руке остался только ремешок с блестящим донышком.

(20)Зажав в ладони то, что осталось от часов, Дина медленно поднялась на крыльцо, прошла сквозь облако солнца, лежащее на ступенях, в прохладную темноту, пахнувшую сырой извёсткой и кошками. (21)Она долго колотила пяткой в дверь, пока не услышала, как шаркает, постукивая палкой, прадед. (22)Он открыл. (23)Дина уткнулась носом в тощий дедов живот, в парусиновые сборки мятых штанов.

(24)— Ничего, ничего, доченька, — сказал он, — не надо было их брать.

(25)Старичок с редкими белыми волосами, стоявшими вокруг маленькой головы, держал разбитые часы и беззвучно шевелил губами.

(26)Когда Дина проснулась, прадед сидел за столом, а перед ним стояла фарфоровая коробочка с инструментами: пинцетами, щёточками, колёсиками и круглым увеличительным стеклом в тёмной оправе, которое дети называли «глазком» и которым прадед давно уже не пользовался.

(27)Дина подошла к нему на цыпочках и прижалась к острому плечу. (28)Он засовывал ремешок в ушки целых часов.

(29)— Деда, ты починил? — не веря своим глазам, спросила Дина.

(30)— Ну вот, а ты плакала. (31)Стёклышка нового у меня нет. (32)Здесь трещинка маленькая, — и он провёл твёрдым длинным ногтем по трещинке. — (33)Видишь?

(34)— Вижу, — шёпотом ответила Дина. — (35)А ты? (36)Скажи, ты не слепой, да? (37)Ты видишь?

(38)Прадед повернулся к ней. (39)Глаза его были добрыми и блеклыми. (40)Он улыбнулся.

(41)— Пожалуй, кое-что вижу. (42)Но только самое главное, — ответил он и зашептал, как всегда, что-то неслышное.

(43)Прошло очень много лет, и Дина мало что помнит из того времени. (44)Но то, что помнит, делается с годами всё ясней, и иногда ей кажется, что скоро она сможет различить, расслышать те слова, которые шептал её прадед.

(По Л. Улицкой)

(1)Прозвище «белая ворона» известно всем, однако всякий по-разному толкует его.

(2)Моя бабушка толковала так. (3)Белая ворона вылупилась из яйца обыкновенной чёрной вороны и ничем не выделялась из других. (4)Но вскоре, после того как она оперилась, ей не захотелось жить, как все.

(5)Трудно сказать, почему это произошло. (6)То ли ей было скучно… (7)То ли она вообразила себя необыкновенной и решила выделиться среди других… (8)Или что-то ещё… (9)Может быть, она была одержима жаждой славы — никто не знает.

(10)Только вдруг ворона решила стать солисткой академической оперы.

(11)У неё был достаточно громкий голос и, может быть, куда более звучный, нежели у других, но, к сожалению, кроме «кар-кар», она не могла выкаркнуть ни одной ноты. (12)И вместо того чтобы разъяснить ей, что её голосовых данных недостаточно для оперного пения, над нею посмеялись. (13)А смех, как известно, не всегда бывает хорошим лекарством. (14)Особенно в юности. (15)Потеряв надежду стать солисткой оперы, она решила выбрать иной путь.

(16)– Ну что ж, буду танцовщицей. (17)Для этого не нужен голос.

(18)И она принялась танцевать. (19)Но над ней снова посмеялись.

(20)Это ещё больше ранило самолюбие вороны.

(21)– Тогда покажу, что такое высший пилотаж, — сказала она.

(22)Однако и это вызвало смех. (23)Громче всех смеялись щебетуньи ласточки, которые летали выше и быстрее других.

(24)Ах, если бы они или кто-то другой объяснили вороне, что нужно применять себя в жизни по своим способностям и возможностям! (25)Тогда бы, наверно, ворона нашла своё счастье. (26)Но этого не произошло.

(27)Обиженная, раздосадованная, она не захотела разобраться в себе самой и наперекор всем не остановилась.

(28)Так бывает. (29)Ложное самолюбие порождает больное самомнение, которое приводит к самым неожиданным результатам.

(30)В данном случае оно привело в парикмахерскую.

(31)– Я хочу стать белой, — сказала она.

(32)– Пожалуйста, — ответили ей.

(33)И вскоре жизнь вороны круто изменилась. (34)Люди кричали:

(35)– Смотрите! (36)Белая ворона!

(37)Её заметили все. (38)О ней сообщили вечерние газеты как о чуде орнитологии. (39)Она была счастлива! (40)Её самолюбие торжествовало. (41)Но…

(42)Но радость была недолгой. (43)Когда слух о ней прошёл по всей земле, её решили поймать. (44)Одни хотели поселить белую ворону в клетку зоологического парка, другие — превратить её в чучело для музея.

(45)За нею гонялись день и ночь. (46)А она ни жива ни мертва отсиживалась в кустах, пряталась в дуплах от своей шумной славы и наконец исчезла.

(47)Никто не знает, куда она делась. (48)Одни предполагали, что ворона погибла в когтях ястреба, который принял её за белого голубя. (49)Кто-то, смеясь, утверждал, что она, полиняв, стала снова чёрной вороной. (50)Было множество догадок, но это не столь важно. (51)Важно то, что ворона обессмертила себя прозвищем всех тех, кто во что бы то ни стало хочет выделиться из других.

(По Е. Пермяку)

(1)Я не боюсь, что люди перестанут читать или, тем более, писать. (2)В одной Америке 8 миллионов блогеров истерически строчат заметы на полях своей нехитрой жизни. (3)Не верю я и в полную ликвидацию книги, ибо не могу себе представить ничего более удобного: дёшево, сердито и без батареек.

(4)Более того, я не вижу трагедии и в том, что электронная книга вскоре оторвётся от бумажного оригинала и начнёт самостоятельную жизнь на экране каждого компьютера. (5)Вспомним, что литература, причём лучшая — от фольклора до Гомера, умела обходиться не только без книг, но даже без письменности. (6)Поэтому во всех грядущих переменах меня, собственно, страшит не столько смерть книги, сколько её последствия — будущая судьба самого чтения.

(7)Хотя культурный космос и кажется столь же необъятным, как обыкновенный, измерить можно и тот, и другой. (8)Если астрономы способны подсчитать размеры Вселенной, то архивисты знают, сколько информации мы накопили за всю нашу историю, начиная с шумерских табличек и кончая «Ночным дозором». (9)А именно: 32 миллиона книг, 750 миллионов статей, 25 миллионов песен, три миллиона телепередач, а также — 100 миллиардов сетевых страниц. (10)Сегодня всё это могло бы разместиться в скромном амбаре, размером с сельскую библиотеку. (11)Но скоро все знания мира влезут в один iPod. (12)И тогда великий демократический переворот сделает каждого из нас хозяином второго — оцифрованного — мира. (13)Вопрос в том, что мы будем с ним делать?

(14)В этой перспективе меня страшит, что компьютер убьёт не столько книгу, сколько её идею. (15)Оставшиеся без переплёта страницы вовсе не обязательно читать все и читать подряд.

(16)Гигантская разница между обычным и компьютерным чтением в том, что второе позволяет нам узнать лишь то, что нужно. (17)Монитор — слуга, вышколенный дворецкий, лаконично отвечающий на заданные вопросы. (18)Книга — учитель, наставник: она отвечает и на те вопросы, которые мы ей не догадались задать.

(19)Получается, что я, в сущности, оплакиваю не книгу, а переплёт. (20)Однако он-то и создаёт композицию, иерархию, дисциплину, другими словами — цивилизацию. (21)Ею мы охотно жертвовали ради культуры, мятежной стихии, презирающей всякую узду. (22)Сегодня в нашем напуганном вернувшимся варварством XXI веке выяснилось, что культура и есть цивилизация. (23)Считая форму содержанием, она открывает нам не суть вещей, а их порядок. (24)Важно не «что», а что за чем идёт.

(25)Чтобы усвоить этот урок, надо преодолеть детское искушение бунтом и спокойно предаться традиции. (26)Книга учит, как её читать, закон — как жить, Бог — как умирать, некролог — как хоронить.

(По А. Генису*)

*Алекса́ндр Алекса́ндрович Ге́нис — русский писатель, эссеист и литературовед, журналист, радиоведущий.

(1)Когда-то в России был такой возраст: отрочество. (2)Недаром Лев Толстой так и назвал три части своей трилогии: «Детство», «Отрочество», «Юность». (3)В самом главном нашем Академическом словаре написано, что отрочество — «возраст между детством и юностью».

(4)По-моему, довольно непонятное пояснение. (5)Когда кончается детство? (6)У всех по-разному. (7)У одних — в шесть лет: они уже и младших нянчат, на огороде и во дворе родителям по-взрослому помогают. (8)А приходилось встречать и таких, у кого оно и в 40 лет ещё не кончилось.

(9)Но этот возраст — отрочество — всё равно существует. (10)И он, может быть, самый важный в жизни человека.

(11)В это время складываются привычки. (12)Хорошие или плохие, но на всю жизнь. (13)Совершаются благородные поступки — потому что тяга к добру ещё не задавлена, не скорректирована корыстными или ещё какими-нибудь расчётами. (14)Принимаются важные решения. (15)И некоторые люди следуют тому, что решили в отрочестве, всю свою жизнь.

(16)В это важное, но короткое время или прочитываются некоторые книги — или не прочитываются уже никогда. (17)Потому что есть три закона чтения, и два с половиной из них выведены мною лично.

(18)Первый: нет книг, которые читать — рано.

(19)Второй: есть книги, которые читать — поздно.

(20)И третий: именно в отрочестве надо составить список книг, которые в жизни надо обязательно успеть прочесть. (21)Составить — и после этого отказаться от чтения всякой чепухи, которой сейчас везде — навалом.

(22)Поясню первый закон. (23)Никто не скажет вам заранее, что именно вам читать рано. (24)Потому что — у всех по-разному! (25)Одному — рано, а другому — в самый раз. (26)А его ровеснику до самой старости будет рано: читает — и не может понять, что к чему.

(27)Если вам рано читать эту книжку — вы сами же первый это и заметите. (28)И отло жите её до лучших дней. (29)Так что если книга оказалась вам не по возрасту, не по уму — ничего страшного, вернитесь к ней позже. (30)Но установить это можно, мне кажется, только опытным путём — начав читать. (31)Знаю точно, что одни в 15 лет проглатывали «Преступление и наказание» Достоевского, для других чтение гениального романа было истинным наказанием.

(32)Со вторым законом дело обстоит серьёзнее.

(33)Да, есть такие книжки, которые надо прочесть именно лет в 12, в 14. (34)Во-первых, только в этом возрасте вы получите от неё стопроцентное удовольствие. (35)А во-вторых — создадите себе задел (то есть нужный запас) на будущее. (36)Это же здорово — перечитать когда-нибудь на отдыхе «Приключения Тома Сойера»! (37)Я знаю людей, которые перечитывали эту книжку своего детства — со знакомыми иллюстрациями! — несколько раз: в 25 лет, потом около сорока лет и так далее. (38)Но я не встречала таких, кто уселся читать её первый раз в 40 лет. (39)Во-первых — некогда. (40)Во-вторых — и в голову не придёт. (41)А в-третьих, если и возьмётесь — вряд ли будете читать взахлёб. (42)Так, полистаете с лёгкой улыбкой. (43)«Жаль, — скажете, — что в детстве не попалась…»

(44)В общем, поленился в своё время — проиграл на всю жизнь.

(45)Что касается третьего закона — многие подумают: а что плохого в чтении пустых, попавшихся случайно под руку или просто модных в этот момент книг? (46)Некоторые так и считают — а что? (47)Ничего особенного. (48)Мура , но читать можно.

(49)А дело-то главным образом в том, что плохая книжка навсегда лишает вас возможности прочесть хорошую. (50)Время-то не безразмерное.

(51)Когда я училась в шестом классе и продолжала читать, как говорится, запоем, вдруг вычитала где-то, что человек за жизнь может прочесть, кажется, не более 7 тысяч книг. (52)Неважно, точная это цифра или нет. (53)Важно то, что я пришла в ужас от мысли, что читаемые мною второсортные книги, поглощая отмеренные человеку для чтения часы (их и так не очень много остаётся — от других дел), явно меня чего-то лишают. (54)В первую очередь — возможности прочесть какие-то другие книги — те самые, которые в жизни прочесть необходимо! (55)Я ещё не знала толком — какие. (56)Но уже точно знала, что они есть. (57)У полки (иногда её называют золотая полка), на которой стоят вот эти самые книги, которые надо успеть прочитать до 14–15 лет (ну, в крайнем случае до 17), есть одно свойство: не все видят те книжки, которые на ней стоят. (58)Кто-то и во всю жизнь многих из них так и не увидит и, конечно, не прочтёт.

(59)Не прочитать их так же обидно, как никогда не увидеть, например, другие страны. (60)Если же кто-то скажет: «Подумаешь, какие дела — ну не прочитаю какую-то книжку!..» — так это всё равно, что сказать: «Подумаешь — не увижу какой-то ваш Париж!»

(61)Не будете же вы кидаться объяснять такому человеку, зачем нужно увидеть в жизни Париж или, скажем, Рим. (62)Просто пожмёте плечами, да и всё. (63)Кто-то, может, ещё у виска пальцем покрутит — соображай, мол, что несёшь.

(64)И когда приятель тебе скажет: «Ты что — читать книжку собрался? Зачем тебе это надо?!», то имей в виду: вряд ли всё-таки миллионы людей были глупые, а он — умный. (65)Скорей уж наоборот, вот что я думаю.

(По М. Чудаковой)

*Мариэ́тта Ома́ровна Чудако́ва — советский и российский литературовед, историк литературы, текстолог, доктор филологических наук.