Один день Ивана Денисовича Солженицына в сокращении

Краткое содержание Один день Ивана Денисовича Солженицына

За один день перед читателями проходит, казалось бы, целая  жизнь зека Ивана Денисовича Шухова.

Утро на зоне как всегда начинается с раннего подъема ( в пять часов). Но в этот раз барак не открывают. Значит, есть время  для подработки: что-то сшить, починить,  прислужить  тому, кто побогаче, сбегать в столовую и собрать грязную посуду, за что обычно легко можно было заработать лишнюю порцию еды, но главное во всем знать меру,  чтобы не превратиться в стукача, да попрошайку, тогда и жить можно даже тут.  Но главному герою нездоровилось,  в бараке было холодно, на окнах — толстый слой льда, на потолке  — кружево из инея, вот и трясло Шухова с вечера, хотя он укрылся и одеялом, и телогрейкой, и бушлатом.  Уже слышно, как кипит жизнь.

Бригадир с большим куском сала (своеобразная взятка), пошел узнавать про работы, а его помощник уже принес стопку сухих валенок.  Если пойти к начальству без «подарочка» то все шансы у бригады будут на «соцгородок» попасть. Выведут зеков в поле на мороз, предварительно обтянув пространство колючкой, и заставят работать, а вот если задобришь начальника, то на стройку отправят. Главное на зоне, чтобы бригадир дельный попался, от него вся твоя жизнь зависеть будет.  

Дежурный сделал замечание ИД, что долго не встает, и пригрозил карцером. Оказалось, что просто нужно  пол помыть в надзирательской. Шухов нарочно налил воды под ноги начальству, он давно усвоил правило, что для людей стоит стараться работать, а для начальства нужно только видимость делать. Протерев пол, вылив грязную воду на тропинку, по которой ходят начальник он успевает на завтрак в столовую. Дают баланду из мерзлой капусты и рыбы, зеки, не снимая шапок, медленно едят содержимое тарелок, выплевывают кости на столы, а набрав большие кучи, сметают их руками на пол. Вспоминается сразу, что в июле самые вкусные обеды, так как все овощи в ход идут, а по осени даже крапиву варят. Именно в лагере главный герой стал получать удовольствие от приема пищи, от того, как медленно пережевываешь хлебную пайку, которую приходится растягивать до обеда, чтобы не помереть с голоду. 

После всех отправляют на стройку. Чтобы работать было теплее, бригадир предлагает забить окна в достраиваемом помещении. Найденный толь оказывается узким, но зеки находят выход- ломают перила и используют их в качестве реек.  Вспоминается,  что в этот год ему можно будет написать письмо домой ( раз в год полагается), только писать не о чем. Так же, как и дома ничего нового не происходит. Колхоз на бабье одном держится, молодежь вся на фабриках да заводах работает. Мужики после фронта в колхоз не вернулись, а занялись рисованием ковров.  На простых простынях, через трафареты,  рисуют три сюжета: тройку, оленя и персидский. Хорошо на этом деле зарабатывают, многие себе дома богатые строят. Жена ИД надеется, что и он этим ремеслом займется, как отсидит.  

Собригадник Шухова  Кильдикс все серчает, что нет бурана. Ведь в такую погоду зеков дальше столовой не пускают, боятся растерять, правда потом, все равно все свои часы отрабатывать приходится.  Зимой зеки работают складно, ведь если так прозябать, через пару часов замерзнешь, на улице мороз около тридцати градусов, да и время  так быстрее от завтрака до обеда и до ужина скоротать можно. Шухов стену кладет с удовольствием,  мастерок у него свой собственный, давно он его уже выкрал. Замечает, что до этого работали, как попало, пытается выровнять все бугры раствора и неровности в кладке.  Латыш его все подначивает что вот вот  его срок то закончится. ИД сразу вспоминает, как в лагере оказался.   На второй день, как война началась, он уже  был призван. Да попал их взвод в немецкое окружение, никакой подмоги от командования не было. Патроны и еда кончилась, приходилось, мороженые конские копыта размачивать да и есть, в итоги их немцы по одному изловили, и в плен взяли. Шухов и еще несколько человек сбежать смогли, правда, выжили трое только. Сдуру на свободе про это плен и рассказали, их сразу за измену Родине-  и в лагеря. Избивали ИД долго, чтобы он признательную подписал, правда, ни он, ни дознаватель, так и не придумали,  что за тайное задание он выполнял. В итоге согласился подписать все, в чем и виновен то не был. Сначала его отправили в лагерь на севере,  там жить было тягостно, не то, что здесь.  

От работы всех отвлекает долгожданный  гудок энергопоезда- сигнал к обеду.  Повар, сбившийся со счета грязных и наполненных тарелок,  все же упускает из виду лишние порции, которые  успевает  стащить Павел, одной из них он делится с Шуховым.  Вторую порцию ИД унес Цезарю ( один из блатных зеков, который всегда получал  хорошие посылки, и не работал наравне со всеми). После обеда все вновь взялись за работу,  рабочий день закончился, но так как раствора развели много, нужно было его выработать.  Уже дали клич к построению, а Шухов с Глухим, все стену докладывали, однако успели к пересчету. Бригадир оправдал опоздавших, да к тому же еще пришлось ждать, пока отыщут  молдованина из тридцать второй бригады, который заснул на лесах.  

Вернувшись в лагерь, Шухов отправляется за посылкой Цезарю, за что после получает его пайку хлеба. В посылочной он узнает, что это воскресенье вновь будет рабочим (из пяти всегда давали только три выходных), вернувшись перед ужином радостно обнаруживает, что запрятанную в матрасе пайку никто не нашел, успев выхватить себе миску с баландой погуще ИД съедает часть хлеба, а остальной оставляет на завтра. Позже объясняет Цезарю, как спрятать получше посылку от вечернего шмона, и отправляется к латышу за самосадом. Денег в лагере не платят, можно снимать один раз в год, но он зарабатывает на шитье тапок, штопке телогреек и бушлатов. Перед сном он от Цезаря еще получает печенье, кусок сахара и колбасы, в благодарность за совет с посылкой. 

День выдался удачный, ИД не разболелся, хотя с утра его знобило, дважды хорошо поел, не нашли на шмоне у него кусок пилы, хорошо отработали кладку, табаку смог раздобыть. И таких дней в его жизни еще  три тысячи шестьсот пятьдесят три (високосные года три лишних дня набавляли).